Анна, Ханна и Юханна - стр. 21
– Это справедливо, – произнесла она вслух и подумала: «Никогда не верила, что Бог может быть таким справедливым».
Ей будет не хватать мебели, которой нет в доме мельника, полотенец и многого другого, что имелось у нее здесь. К тому же она как-то не подумала о мужчине, с которым отныне будет делить жизнь и постель.
Придя в родительский дом забрать сына, она боялась, что не выдержит и все расскажет – удивительная тайна просто взорвет ее изнутри. Но нет, ей надо было спешить назад, в преисподнюю люкканской усадьбы.
Ханне было легче скрывать свою радость, пока она застилала тюфячок, укладывала и баюкала сыночка, отодвинув на задворки сознания чувство торжества.
«Черт, – шептала она в исступлении, – черт, как же это будет здорово, когда я смогу рассмеяться в лицо всем этим чванливым свиньям и сказать им все, что о них думаю».
Потом она испугалась и принялась просить милосердного Бога, чтобы простил ей эти злые мысли.
Засыпая, она думала о букетике цветов. Она никогда не видела мужчин, да, впрочем, никогда и не слышала о таких мужчинах, которые собирают в лесу цветы и ставят их в горшок. Это странно, но очень нежно – это она поняла. Хватит и того, что она увидела цветы на столе Йона Брумана – по крайней мере летом.
Ночью ей снились пеларгонии, цветы в горшках. Она видела такие цветы один раз в жизни – на окне пасторского дома.
Несколько дней спустя по округе разнесся слух о том, что мельник уехал домой, в Вермлан, решив не восстанавливать старую мельницу на Норвежских порогах.
Это ложь, подумала Ханна.
Но прошла неделя, а от Йона Брумана не было вестей. Впервые в жизни Ханна впала в отчаяние. Это было тяжелее всякого стыда, и она поняла, что именно надежда делает человека уязвимым. Нельзя надеяться и верить в божественную справедливость.
– Вставай скорее! – прикрикнула на нее Ловиса. – Что сидишь как привидение? Если заболела, то отправляйся домой к матери.
Но Ханна не могла уйти в темноту с ребенком. Осень в этом году пришла рано, сильный ветер срывал сухие листья с ветвей, и сейчас, в раннее воскресное утро, они хрустели под ногами, пока Ханна шла к коровнику на дойку. Там, в темноте, ее ждал Август.
– Святой отец, – удивленно произнесла Ханна, – что вы здесь делаете в такую рань?
Пастор прижал палец к губам и указал рукой на дом.
– Они спят, – прошептала Ханна.
Тут она узнала, что Йон Бруман побывал у пастора в понедельник, договорился о венчании и попросил пойти к Ханне с предложением. Помимо того, они поговорили о церковных документах на мальчика.
– Я позаботился о том, чтобы во время оглашения в церкви было сообщено и об опекунстве Брумана, – сказал Август с затаенным удовольствием.
Бруман уехал в Вермлан, чтобы перевезти оттуда мебель и другие пожитки в дом у мельницы на Норвежских порогах. Он вернется через несколько недель, и тогда состоится бракосочетание.
– Отчего же вы так долго не шли?
– У нас с матушкой не было ни единой свободной минутки. Надо было выкопать картошку до наступления холодов, а то нам не хватило бы ее и до Рождества.
Ханна согласно кивала, не в силах его упрекнуть. Она тяжело опустилась на скамеечку и продолжала кивать, а он стоял в дверях коровника и говорил, что ей пора приниматься за дойку. Она, плача, взялась за работу, и горячие соленые слезы падали в теплое молоко.