Ангелёны и другие. Сборник рассказов - стр. 6
Варя все очень здорово спланировала: поселила его в центре, спрятала в переулке, который несколько раз поворачивает под прямым углом внутрь, а в конце упирается сам в себя, пока не останется точка – пустая дыра конуры. Отсюда и к Варе близко, и до библиотеки прогуляться не лень. Она сможет часто приходить, приносить вкусненькое, а он пока должен вынашивать крылья. «Это твоя беременность, – говорит она с завистью холостой подружки. В доме натоплено, и огонек свечи на столе танцует от теплого прилива из кухни. Варя умиляется на покатую горку за спиной, деликатно поглаживает туго уложенную сизую котомку с кровянистыми узорами капилляров: как будто ему теперь одному идти в поход. – Это будет наш первенец».
В ноябре спина сильно болела. И когда стали выходить крылья, то их ломило и резало. Слева чуть больнее. И ранним декабрьским утром Лёня из теплой постели пришлепал босичком на порог, потянулся молоденькими крыльями, как бы зевнул ими и, чуть продрогнув, стал расправлять за спиной два чудесных, с жемчужным отливом, веера.
Книги, которые он приносил из разгромленной библиотеки с прогулок, охлопывал от пыли и складывал в один угол, а прочитанные – в другой.
Лёнина история крыла
Леня хотел проследить эволюцию крыла в изобразительных искусствах, насколько могла позволить археология матчасти, стелил на коврах поверх топыристой травки махры тяжелые художественные альбомы – не понять, как столько краски, высвеченного и высеченного в пространстве образа сущего поместилось на плоской сетчатке листа. Из репродукций складывался пасьянс истории, а не эволюционно выпестованное торжество эстетики. Ибо самым совершенным и банальным крылом предъявлялась неподвижная самолетная плоскость. Она пестрела, сопровождая мелькающий пролет их, вписанных в паспарту страниц.
Расцвет крыла пришелся на Возрождение.
Отдельный жанр крыла, в котором необходимо отметиться автору, – крылья Благовещения. Крепкие, изящные, с изгибом бедра, с патронташем нижних перьев – Леонардово. Темно-красные, щитовые – Филиппо Липпи: огненно-вздыбленный плащ, накрывающий зонт паланкина. Арктическое сияние Тиссо. Суровые, рублевские крылья. Ландышевые – у Боттичелли. И так до бесконечности.
Рисунок Босха с гнездом совы – единственное обнаруженное «натурфилософское» изображение крыла. Хотя в целом у Иеронима они скорее насекомьи, чем птичьи.
Царевна-Лебедь Врубеля посреди ледяных торосов.
Ван Лейден. «Ангел». Готические журавлиные крылья в стойке кобры.
В Азии совсем мало крыла. На статуэтках Будды его заменит большой ростовой нимб – мандорла – в виде лепестка пламени, как у свечи или спички. Будды внутри них – в функции фитиля. Причем Будда прошлого и Будда настоящего – как две смежные комнаты. «Это надо заметить, – отмечает Лёня, – а именно: крыло, будущее и прошлое. Смычка между ним и временем».
Гермесовы летательные инструменты перепорхнули на спины ренессансных путти. Они, как пташки, обсели картины по периметру. В «Сикстинской мадонне» они обозначают нижнюю границу обрамления и переходят в разряд зрителей.
Уже на древнегреческой вазе крыло совершенно. Впрочем, как и все остальное. Ваза сама по себе – прообраз и макет средневекового собора.
Лёня подозревал, что в большинстве случаев крылья изображались из чувства необходимости дополнительной костюмированной эстетики. Необходимости укрыть, согреть хрупкое небесное тело. Без них фактура казалась неполной, обнаженной, не хватало плащеобразной накидки, с которой можно закинуть рукава за спину.