Ангел пригляда - стр. 38
Имелись, впрочем, тут и такие, кто не радовался и не злобился, а сухо и деловито, как положено военному человеку, нес нелегкую службу. Пусть на плечах их не было сейчас звездоватых погон, но все помнили присягу, каждый знал свое место и понимал, где кончается вольница и начинается товарищ майор.
Допущен к тайному знанию был и контрактник Василий Кураев, сидя сейчас в дежурном терминале. Железным задом воткнулся он в стул, пухлыми от холода красными пальцами тыкал в планшет, зубрил по электронному учебнику В. С. Калашника украинские слова:
– Це дiло… це не дiло… Найкращий…
На стене гремело радио, мешало сосредоточиться. Песня, главное, была какая-то дебильная: вроде и армейская, и бодрым басом пелось, как положено, но слова лезли дикие, как бы в насмешку…
Взять бы сейчас это радио да мордой об стол, размечтался Кураев. Но нельзя мордой – товарищ майор слушает, Терпилин Игорь Иванович. Нравится ему, видно, иначе бы давно сам взял да об стол долбанул. А он – ничего, сидит, салатик уминает, доволен. Придется терпеть – хоть они и без погон тут все, но субординации никто не отменял. Даже строже теперь, чем в партикулярные времена, – все ж таки воюем.
Василий вздохнул, опустил взор в планшет, снова забубнил чуть слышно:
– Це… дiло… це не дiло… Найкращий…
Не выдержал томления учебы, поднял стриженую тяжелую голову, посмотрел на майора.
– Простой язык… На русский похож.
– Так он и есть русский, – сказал Терпилин, и между каменных зубов его вяло глянул бурый кусочек застрявшего огурца. – Русский язык и есть, только попорченный от злобы к нашему, православному человеку.
– Тут сказано, что от древнерусского произошел, – неуверенно заметил Василий.
– Вот, а я о чем. – Майор ковырнул в зубе пальцем, и смущавший огурец ухнул, провалился в бездонную глотку, загиб там окончательно среди кислот и щелочей желудочно-кишечного тракта. – Ты классиков почитай, что пишут. Вон, «Белая гвардия», например. Нет такого языка, украинского. Нет и никогда не было.
– Это кто ж такое сказал? – удивился Василий. – Лев Толстой, что ли?
– Не Лев никакой, это Булгаков. Тоже классик. А классик зря пургу гнать не станет. Или ты против классики зуб имеешь?
Нет, Василий против классики ничего не имел, конечно. Но, несмотря на ее авторитет, не унимался, простая майорская картина мира никак не лезла в башку. Все что-то беспокоило его, тревожило, мучило…
– Сказано, что от древнерусского три языка произошли: украинский, белорусский и собственно русский, – угрюмо пробурчал Василий, глядя в планшет.
Чего бурчал, зачем – непонятно. Каждый дурак знает, что в армии с вышестоящим спорить – только неприятностей на седалище искать. Вот и доискался: Терпилин стал понемногу распаляться, на щеках красные, как от печки, появились пятна.
– Да хоть бы и произошли – дальше что? – майор завелся, стал голос повышать. – На хрена ты вообще его учишь, этот фашистский язык?
– С местными разговаривать, – отвечал на это Василий, глаз, впрочем, не поднимал, не хотел злить лишний раз. – Чтоб понимали, то-се…
– Они и так понимают, – майор потихонечку зверел. – А который не понимает, тому дашь очередь над головой – сразу полиглотом станет. Автомат Калашникова модернизированный – лучший переводчик, проверено временем!