Амнезия. Мой не бывший - стр. 7
Но ужас в другом.
Прямо подо мной лежит Илья и смотрит на меня расфокусированным взглядом. Левая сторона его лица почти полностью в крови и в ярком свете фар откуда-то сбоку она кажется жутко яркой и блестящей. Нереальная, будто из плохого кино.
С моего лица срывается еще одна капелька крови и падает прямо на его скулу. Стекает красной слезой.
– Живая, – шевелятся губы Ильи, и я понимаю, что почти не слышу его. Голос такой слабый, что это почти один лишь выдох.
– Живая… я живая, – от того, как медленно и пьяно смыкаются, его веки мне становится невероятно страшно. – Илья, не спи, пожалуйста!
Оглядываю его с ужасом насколько могу, лежит, согнувшись, чуть на боку, одна рука неловко подвернута, вторая сверху. Белая рубашка местами надорвана и в красных пятнах. Но хуже всего это его лицо и кровь, дорожками прочертившая страшные маршруты из уголка рта и носа.
Мое горло сковывает паникой, я вот-вот разрыдаюсь. Потому что я понимаю, что все это значит. Что говорит его едва слышное хриплое дыхание, и это взгляд… будто на меня и одновременно мимо. Он пострадал очень серьезно.
– Илья… Илья, пожалуйста, – я даже не знаю, что прошу, просто тяну к нему единственную работающую левую руку, чтобы коснуться. Не дать ему уснуть.
Нет! Не вечным сном! Просто… просто потерять сознание!
Он не умрет!
Илья приоткрывает губы и делает протяжный влажный вдох, вздрагивает и я вместе с ним, на его лице такая мука, что вместе с кровью с меня капают слезы.
– Воронов! Ты слышишь? Открой глаза! – я не согласна. Он будто держался из последних сил, чтобы убедиться, что я жива. А теперь перестал стараться. – Не спать! Слышишь меня?
Тянусь изо всех сил и касаюсь кончиками пальцев его щеки, размазываю по ней кровь. Его кожа холодная. Вокруг нас ведь зима, ледяной ветер задувает в разбитые окна, снег падает откуда-то сверху и розовеет, приземляясь в кровь.
А она все растекается и растекается лужей под его головой.
– Илья! Не смей умирать! Ты же мне предложение сделал! Ты будешь отцом! Пожалуйста! – дергаюсь, превозмогая боль, тянусь к нему рукой.
Это все звучит как бред, но пусть он зацепится хоть за что-то, ради чего стоит прийти в сознание. Ради чего стоит жить!
Чудом хватаюсь за воротник рубашки, дергаю на себя, чуть встряхивая. От старания хриплый стон вырывается вместе с дыханием.
Илья медленно и с трудом приподнимает слипшиеся ресницы, его зрачки большие и темные, но не от гнева, как было раньше. Его взгляд словно уже не со мной, но я чувствую касание пальцев на своем запястье.
– Вот так! – вцепляюсь сразу же в его чуть приподнятую руку, – держи меня. Держись! Я сейчас! – панически оглядываюсь. Надо позвать на помощь! Должен же здесь хоть кто-то быть!
Я не понимаю, где находится машина, вроде бы не на дороге, но откуда-то льется очень яркий свет, будто от фар другой машины. Он так слепит меня, что все, что за бывшим лобовым стеклом это черные тени на фоне ослепляющего белого пятна.
Дальний свет.
– Помогите-е-е! Кто-нибу-у-удь! – кричу что есть сил, но это негромко и сипло, грудь так сдавливает ремнем, что я толком вдохнуть не могу.
Но я чувствую, как вздрагивают пальцы Воронова на моей руке.
– Помогите! Мы зде-е-есь! – мне кажется, или я слышу голоса, рядом есть какие-то люди, нас обязательно найдут. Нам помогут! Ему помогут!