Амнезия, или Фанера над Парижем - стр. 14
– Конечно, это маловероятно, – не обращая внимания на ее слова, рассуждаю я. – Ведь ты такая молоденькая, а я уже…
Мария хихикает.
– Какая уж я молоденькая. Просто так, кажется. Мне уже за тридцатник.
Я плохо ориентируюсь в цифровом пространстве и вглядываюсь в ее лицо.
– И это много?
– Много, – вздыхает она. – Половина жизни. А у кого-то и целая жизнь. Кому как повезет.
– А мне везет?
– Конечно. Еще как.
Меня огорчает ее уверенность.
– Значит я уже старый. Мне-то уже не один тридцатник.
Мария смеется.
– Еще нет, да и для мужчины это не много.
В ее словах столько тумана, что я окончательно теряю ориентиры.
– Мария, ты что-то будешь писать?
– Как это? – не понимает девушка.
Я сам не понимаю, с чего мне такое приходит в голову.
– Ну, я как бы подопытный, что-ли?.
– Вы мой пациент. Моя работа. А …разве одно другому мешает? Ведь важно чтобы во благо.
Мария как будто смущается, потом продолжает уже деловым тоном.
– Давайте поговорим немного о вас. Обычно в памяти легче восстанавливается давнее. То, что было много раньше. Вы вспоминаете что-нибудь из вашего прошлого?
Я в напряжении. Она нисколько не лучше невропатолога. Разве что ее настойчивость не вызывает такого раздражения.
– Из детства, из юности, – подсказывает Мария.
Я погружаюсь в хаос, царящий в моей голове и мне страшно.
– Знаешь, – хриплю я, – Я не могу разобрать, где реальность, где бред. И услышанное и увиденное … может быть среди всего этого есть что-то из моего, но, я уже не раз бред принимал за реальность.
– Или реальность за бред, – подсказывает Мария – Это прояснится со временем, но нужны е ориентиры.
– Не традиционные?
Мария смеется.
– Наоборот, традиционные. Начните с женщин. Они наверняка были в вашем про-шлом. И, наверное, немало.
– Ты же говоришь, что я уже с них начал.
– Ну, не так же. Если не получается по каким-то подсказкам, нужно более тесное общение с ними.
У нее славные пухлые губки и, когда они растягиваются в улыбку, в их очертании появляется что-то манящее. Куда? Я вдруг с горечью вспоминаю свое отражение в зеркале. Разве могут эти губки приоткрыться навстречу такому «красавцу»?! Понятно, что ее интерес ко мне вызван ее работой…
– Как это? – бормочу я, хотя уже догадываюсь, о чем речь.
– Не прикидывайтесь. Разве вы не испытываете какого либо желания, когда видите хорошенькую женщину? На вашем рисунке, например.
Мария приближается ко мне так близко, что ее бедро едва не касается моего лица. Она инквизитор.
– Да, конечно, смутное…, – бормочу я
– Замечательно, – сияет Мария, будто не замечая моих страданий и отодвигается.
– Что же тут замечательного? – непонятно мне.
– Не все потеряно.
Я ухмыляюсь, но от нытья воздерживаюсь. Наверное, мою гримасу она понимает как утомление, потому что неожиданно поднимается, хотя тема, как будто не исчерпана.
– Отдохните и вспоминайте, цепляйтесь за каждую мелочь. Память у вас понемногу, но должна восстанавливаться.
– Если память восстанавливается, почему же я не помню своих домогательств к ка-кой-то уборщице?
Мария опасливо оглядывается, потом наклоняется ко мне.
– Да ничего и не было, с этой уборщицей. А то, что не помните, как вас перевели, так потому что ввели большую дозу.
Мария наклоняется еще ниже и, почти касаясь своими божественными губами моего уха, добавляет:
– Я буду давать вам только витаминки, вместо аминазина. Не проболтайтесь.