Американский мультикультурализм. Интеллектуальная история и социально-политический контекст - стр. 41

Итак, идеи Блумера не только закрепляли представление о культурном плюрализме как фундаментальной основе общества, но и позволяли увидеть в национальной идентичности динамичное, изменчивое, рефлексивное явление, а не набор культурных паттернов или некий обобщенный «национальный характер». Блумер подчеркивал, что укорененность эмерджентных символических значений в традициях, обычаях, моральных нормах и нравственных ценностях гораздо менее значима, чем необходимость их постоянной личностной интерпретации в конкретных ситуациях социального взаимодействия. «Жизнь человеческой группы на уровне символических интеракций есть широкий процесс, в котором люди поддерживают и трансформируют объекты своего мира через придание значений этим объектам», – писал он[165]. Блумер считал, что развитие современного американского общества наглядно доказывает рост значимости социальных интеракций, основанных на рефлексивной самоидентификации, а не на устойчивых культурных традициях и стереотипных паттернах. Причиной тому является сочетание двух, на первых взгляд, противоположных тенденций. С одной стороны, общество становится все более «массовым» (от «массовых» коммуникаций и маркетинга до «массового» образования и здравоохранения) и «публичным» (растущая зависимость от общенациональной стратегии развития). Но, с другой стороны, увеличивается гетерогенность общества – количество существующих в нем профессий, статусов, образов жизни, разнообразных комьюнити и субкультур. К тому же это многообразие оказывается непрерывно меняющимся, динамичным, формирующим уже не столько сегментарность социального пространства, сколько его условность и постоянную изменчивость. «Существующая социальная организация уже не формирует “узнаваемых” ситуаций, – отмечает Блумер. – Символы и средства интерпретации значительно варьируются, и социальное действие может выходить за рамки существующей организации в любом из ее структурных компонентов»[166]. Как следствие, возникает все большее количество жизненных ситуаций, требующих от человека активного взаимодействия с окружающими, но на основе свободного самоопределения и личностной рефлексии. А это формирует и растущую потребность в образе «Другого», дополняющего собственное «Я» и позволяющего выстраивать целостную модель самоидентификации. В итоге социокультурная множественность общества оказывается уже не угрозой или данностью, а важнейшим фактором общенационального развития.

Итак, сочетание идей социального обмена, эмерджентности и символического интеракционизма подводило к парадоксальной, на первый взгляд, мысли о том, что национальная идентичность представляет собой знаковую систему, возникающую и динамично меняющуюся в ходе ситуативного коммуникативного взаимодействия. Такой вывод вступал в диссонанс и с релятивистской версией культурного плюрализма, и с националистическими идеологемами англоконформизма. Более того, он явно противоречил не только устоявшимся взглядам на природу национальных сообществ, но и общепринятым методологическим принципам социального анализа. Признание того факта, что прочным основанием национального сообщества может стать сам характер межличностного взаимодействия, не опосредованный культурными традициями и публичными институтами, а зависимый от символической основы коммуникаций, требовало радикального перелома в самой системе научного мышления. В полной мере это оказалось возможным только спустя полтора-два десятилетия – на фоне становления постмодернистской мировоззренческой парадигмы, разработки синергетической теории саморазвивающихся систем и коммуникативистских концепций информационного общества. Однако уже к началу 1970-х гг. идея «сконструированной идентичности» получила вполне стройное методологическое обоснование в американской социальной науке. Заслуга в этом принадлежит теоретику феноменологической социологии Альфреду Шюцу и его ученикам Питеру Бергеру и Томасу Лукману (характерно, что все они являлись эмигрантами – Шюц эмигрировал в США из Австрии в 1939 г. и с 1952 г. являлся одним из ведущих профессоров нью-йоркской Новой школы социальных исследований, Бергер и Лукман также переехали в США из Австрии, но уже после окончания войны; впоследствии первый из них с успехом работал в ряде американских университетов, а второй снискал широкую известность, вернувшись в Европу и заняв пост профессора университета в Констанце).