Американский доктор из России, или История успеха - стр. 26
– А ты говорил, что не закроется. У американцев не закрылась бы, а с русской смекалкой все можно сделать. Уметь надо, вот!..
Не знаю, какой вид имел в Кургане утрамбованный таким образом товар, но уверен, что кукурузные хлопья превратились в кукурузную пыль.
Проводив Илизарова, я вскоре встречал Ирину в том же аэропорту «Кеннеди». Едва завидев меня, она воскликнула:
– Ой, дорогой мой, ты не представляешь, какая там жизнь ужасная!..
По дороге домой возбужденно рассказывала:
– Мама, конечно, очень изменилась: плохо видит, плохо ходит. И характер ухудшился – все больше достается бедному, забитому ею мужу. А он все терпит… Зато со всеми нашими старыми друзьями у меня была настоящая феерия встреч. Все про тебя расспрашивали, я им рассказывала, чего ты добился, и они за тебя радовались. Я тебе все подробно расскажу…
Несколько дней длились ее рассказы. При всех положительных эмоциях от встреч с друзьями она не переставала с удивлением описывать бедность, которую увидела в Москве:
– Самое главное, что за десять лет там ничего не изменилось, ничего нового не построено. А то старое, что было, все дома, улицы, площади, – все пришло в дряхлость. «Националь» в запущенном состоянии: мебель паршивая, светильники тусклые, радио не работает, телевизора вообще нет. И обслуживание ужасное. В ресторане нам подавали чай с каким-то сухим хлебом. А бумажные салфетки на столах были разрезаны на восемь клочков. В магазинах – просто пусто. Я ходила в гастрономы, в которых раньше всегда могла хоть что-то купить. Теперь на прилавках ничего нет. Но куда бы меня ни звали в гости – столы везде были на удивление обильно уставлены. Впечатление такое, что у них скатерти-самобранки.
И добавляла:
– Да, дорогой, мы вовремя оттуда уехали…
Наш сын
Действительно, мы вовремя уехали из Союза, и все у нас было бы хорошо, но одно огорчало глубоко – судьба сына, Владимира-младшего. После двух с половиной лет успешной учебы в Медицинском институте он потерял интерес к медицине. Сначала он не сдал один экзамен, но сумел его пересдать, после этого не сдал еще один, по акушерству и гинекологии, попытался пересдать, но ему не зачли. И исключили из института. Правила в американских университетах жесткие: не хочешь или не можешь учиться – сразу уходи.
Очевидно, он сам не ждал такого поворота, в растерянности позвонил нам и сообщил упавшим голосом:
– Меня исключили.
Мы не знали, что у него были осложнения в учебе. Как обычно, он ничего нам не рассказывал. И это была еще одна его ошибка. Может быть, знай мы такое дело, смогли бы ему помочь… Сколько потерянных надежд, сколько переживаний и волнений, сколько потраченных духовных и физических сил! И ведь вступительный экзамен он сумел сдать на высокую оценку, его приняли даже в два института. У него был выбор, и он выбрал медицинский факультет в городе Сиракузы, на севере штата Нью-Йорк.
Морально убитые этой новостью, мы с Ириной в первую очередь испугались за него – чтобы по молодости не сделал какой глупости. Мы знали несколько случаев, когда молодые иммигранты в Америке, раз споткнувшись, кончали с собой или опускались до наркотиков.
Сыну срочно нужна была наша поддержка. Мы сказали, что тут же выезжаем к нему, чтобы он нас ждал. И помчались туда на машине – езды всего пять-шесть часов.