Амалин век - стр. 90

Не понимая смысла, Амалия и так догадалась, что ее бедовые подруги снова что-то там натворили.

– Ну что опять не так? – подбежав к казашке и демонстративно подперев руки в бока недовольно и вызывающе проорала старшая из всех немок Фрида.

– Потому что у тебя ни рога на башка, ни ума в голова, – не уступала ей Калима и тоже подперла бока руками, – думать надо, когда делать. Зачем все с арба на земель свалил?

И правда, на железнодорожной станции юрту погрузили, руководствуясь веками проверенным принципом. То, что в последнюю очередь шло на сборку – грузилось первым. Необходимое в первую очередь – лежало сверху. Немки же, проявив излишнюю инициативу, успели как попало разгрузить арбу. Каркас юрты оказался на самом низу заваленным сверху тяжелыми кошмами.

– Фашист проклятый! – проклиная все и вся, Калима пыталась разобрать эту кучу.

И тут начался ор. Возмущенные немки наперебой кинулись орать на казашку. Не столько ее оскорбительные слова, а скорее безысходность ситуации: арест беременных женщин и депортация в скотских вагонах, переживание за судьбы родившихся детей и тревога за жизни мужей на фронте и родственников, высланных неизвестно куда – все, что так тяготило их в последнее время, – все это вдруг слилось воедино и лавиной прорвалось наружу.

Очень быстро женщины сцепились уже и между собой. Украинские немки снова набросились с обвинениями на поволжских. Еще бы миг и в ход могли пойти кулаки и острые женские ногти.

– Halt die Klappe! – на немецком, перекричав стоящий гам, потребовала всем замолчать Амалия.

Как ни странно, но толпа повиновалась, и женщины повернули свои головы в ее сторону.

– А ты что здесь раскомандовалась? – в наступившей было тишине вдруг сзади раздался голос Ирмы.

Женский гвалт, видимо, был услышан даже в чабанской мазанке и заставил ее прибежать сюда.

Амалия обернулась и не поверила своим глазам. В руках у Ирмы сейчас был именно ее Коленька.

– Дай сюда! – грубо и почти машинально протянула руки к сыну Амалия.

– Он слишком нервный, – пояснила Ирма.

– Ты за своими лучше следи! – вспылила Амалия.

В ее памяти опять всплыли неурядицы и склоки, царившие в их вагоне во время депортации, и ею вновь охватило огромное желание вцепиться Ирме в шевелюру.

– А ты язык свой придержала бы, – теперь уже Ирма перешла на враждебный тон, в котором прослеживались нотки удивления неожиданным натиском обычно молчаливой Амалии.

– Когда ты наконец угомонишься? – угрожающе бросила ей Амалия. – А то я не посмотрю, что ты мать двойняшек.

Она осознала, что впервые не просто мысленно, а напрямую и открыто вступила в спор с Ирмой.

Ирма опешила и, не оборачиваясь, даже сделала пару шагов назад.

– Если мы сейчас юрту не поставим, то спать придется под открытым небом! – уже спокойно обратилась Амалия к остальным немкам, прижимая к груди Коленьку. – Так что замолчите и делайте то, что скажет эта бабушка.

Она показала рукой на казашку и спросила ее:

– Как прикажете вас величать?

– Калима.

– Вот! Калима нам плохого не посоветует.

В знак согласия все дружно закивали.

– И то правда, – пробасила не женского стана Катрин. Осанистой походкой она подошла и встала рядом с Амалией, – и так жить тошно, а мы тут еще друг друга грызем.

Заметно недовольная Ирма, отказавшись взять с собой Коленьку, демонстративно фыркнула и удалилась в чабанский домик.