Амалин век - стр. 79
– Не держи на глупых людей зла, – рассудительно сказал старик, поглаживая внука по плечу. – Они тоже калеки, каждый со своими недостатками.
– Да нет, – перебил его Саркен, – если б ты видел, как они в футбол играют, как лянги подбивают.
Дед Баймухамбет рассмеялся и, обняв внука за худенькие плечи, прижал его к себе.
– Тут! – он приложил указательный палец к своему седому виску, а потом опустил руку и хлопнул себя по груди, – и тут у людей могут быть изъяны и увечья, которые страшнее, чем твоя хромота.
Саркен не совсем понял смысл слов деда, но что-то в этом было, что-то, что вызывало облегчение в его сердце. Вдруг стало легче, как будто груз, который он носил, чуть-чуть снизился.
– Не оглядывайся назад, – продолжил Баймухамбет, его голос звучал спокойно и мудро. – Идти спиной вперед неудобно и…
– Ата, а можно, я вместо школы буду в степи баранов пасти? – перебил его Саркен, не выдержав.
В этот момент взгляд Баймухамбета стал орлиным, строгим и пронизывающим. Старик смотрел прямо в глаза внука, как бы заглядывая в самую душу. Саркен почувствовал комок застрявший в горле и невольно проглотил слюну, ощущая, как пересыхает горло. Но спустя мгновение лицо дедушки смягчилось, уголки губ дрогнули, и на каменном лице появилась улыбка. Старческий смех разнесся по комнате, хриплый и теплый.
– Ну, если это действительно твой жизненный выбор, – сказал Баймухамбет, немного успокоившись и бережно сжимая ладонь внука, – мы тебе мешать не будем.
Естественно, что эта идея, предложенная Саркеном, повергла в ужас родителей. Жамиля открыто причитала, не в силах поверить, а Мурат, схватившись за голову, с изумлением произнес:
– Где это видано? Сын председателя сельсовета отказывается от образования?
– Не всем быть начальниками, – ответил сдержанно Баймухамбет, глядя на внука. – Кто-то ведь должен и за скотом присматривать.
– Меня же из партии исключат! – в отчаянии воскликнул Мурат, разводя руками в стороны. – И по работе разжалуют!
Баймухамбет, прищурившись, с улыбкой добавил:
– У тебя есть голова и гербовая печать, – подмигнул он своему сыну, – наверняка ты можешь оформить Сарконаю какую-нибудь справку.
В конечном счете, с родительским благословением, Саркен отправился жить и работать к одному из родственников на удаленную чабанскую точку. Там, среди безкрайних степей, он провел почти пять лет, вдали от всего мира, поглощенный работой и естественной жизнью пастуха. В ауле за все это время он появлялся лишь один раз – на похоронах своего любимого деда Баймухамбета, который так много значил для него, передав ему мудрость и стойкость духа.
Немцы едут!
О начале войны в степной глухомани узнали намного позже. Июльским вечером пригнав к кошарам отару овец, Саркен с удивлением заметил, что его напарник седлает свою лошадь.
– Куда ты это на ночь глядя? – громко поинтересовался он, подъезжая к чабанскому домику.
– Меня на фронт забирают.
– На какой фронт? – недоумевал парень.
– Немцы на нас напали. Сегодня был тут гонец, сказал, что всех мужчин на войну забирают.
– Ничего себе, – сраженный новостью, Саркен буквально сполз с коня на землю, – а кто тогда баранов будет пасти?
– Не знаю, – пожал плечами напарник, – пока что ты один.
Саркен стоял, ошеломленный новостью. В его мире, где были только овцы, степь и работа, война казалась чем-то далеким и чуждым, а вот теперь, на его глазах, ее коснулась и эта, казалось бы, уединенная жизнь. Напарник быстро вскочил на коня, готовясь отправиться, и Саркен, все еще не понимая всей серьезности ситуации, оставался один на пустыре, где еще несколько минут назад его жизнь была простой и привычной.