Амалин век - стр. 78
В начале пятого класса Саркен, дрожа от волнения, написал Гульмире послание на оторванном кусочке газеты:
– Давай дружить!
Но, как оказалось, лучше бы он этого не делал. Гульмиру уже успел заполучить влюбленный старшеклассник, высокий и сильный. Подкараулив Саркена после уроков, он без слов, одним мощным ударом сбил его с ног и долго пинал ногами.
– Увижу тебя рядом с Гульмирой – убью! – предостерег он, в конце добавив. – Не посмотрю, что ты сынок председателя.
У валяющегося в пыли проторенной грунтовой дороги Саркена, оставляя грязные следы, по щекам текли первые взрослые слезы. В один миг рухнули его светлые надежды. Горькое осознание того, что он будет ежедневно видеть Гульмиру, зная при этом, что она никогда не ответит взаимностью на его чувства, было абсолютно невыносимым. Это понимание наполнило его таким отчаянием, что он, казалось, потерял всякую цель в жизни. В тот момент Саркен снова почувствовал, как душу охватывает желание исчезнуть, ему стало казаться, что все уже бессмысленно..
Саркен перестал ходить в школу. Сначала он продолжал делать вид, что по утрам отправляется на занятия, но на самом деле скрывался в овраге за аулом. Улеживаясь на песчаном дне балки, двенадцатилетний мальчик часами вглядывался в ясное сентябрьское небо, насыщенное глубоким синим цветом, по которому медленно плыли редкие облака. Иногда ему удавалось разглядеть в них то морду собаки, то рога барана, а порой и целого скакуна. Вдали от школьной суеты, наедине с природой, он ощущал себя свободнее, если не сказать счастливее.
– Что с Саркеном? – с порога поинтересовалась классная руководительница, наведав под вечер дом Шукеновых. – Он уже неделю не посещает уроки.
Родители пришли в ужас. Взяв для устрашения в руки кнут, Мурат потребовал, чтобы Жамиля разбудила спящего в соседней комнате сына.
– Почему не ходишь в школу?
Саркен стоял насупившись, то и дело переминаясь с длинной на короткую ногу.
– Я тебя спрашиваю! – повысил голос отец.
– А че они меня там постоянно обзывают, – в голосе подростка чувствовалась кровная обида.
– Как? – в сердцах спросила мама.
Саркен не ответил.
– Полторарубля, – с глубоким вздохом пояснила учительница.
– Из-за такой чепухи, ты хочешь неучем остаться? – почти прокричал отец.
– Я в школу больше не пойду, – решительно, но все же не поднимая головы, выдал Саркен.
– А это мы еще посмотрим! – отец было занес над сыном руку с кнутом.
– Не смей! – из дальнего темного угла комнаты громом раздался голос деда Баймухамбета. – Я тебя без оплеух человеком вырастил.
В свете керосиновой лампы можно было разглядеть, как лежащий на нарах старик приподнялся и, поджав под себя ноги, величаво сел.
– Сакош, подойди ко мне, – рукой поманил он внука, – сядь тут рядом.
О родителях и классной руководительнице не было и речи – они покинули комнату, уступив деду право выслушать внука. Только тогда Саркен, обняв колени и спрятав лицо в ладонях, смог выговориться и рассказать все, что мучило его сердце. Он не скрывал ни обидных прозвищ, ни унижений, ни того, как любил Гульмиру, и как все рухнуло, когда она выбрала другого.
Баймухамбет молчал, слушая каждое слово. Его лицо оставалось непроницаемым, но в душе он улыбался, понимая, что вот она, зрелость внука – этот болезненный и трудный переход. Вся эта боль, все эти слезы и переживания говорили лишь об одном: Саркен становился настоящим мужчиной, хоть и не сразу осознавал этого.