Размер шрифта
-
+

Амалин век - стр. 45

Амалия сжала край колыбели, и из ее груди вырвался отчаянный крик:

– Vater! Was hast du uns angetan? ("Отец! Что ты с нами сделал?")

Крик, казалось, разорвал ночную тишину, но тут же растворился в ветре, уносящем его вдаль.

Она закрыла глаза, пытаясь совладать с нахлынувшей болью, но внезапно почувствовала, что рядом кто-то стоит. Амалия подняла голову, и перед ней, словно из-под земли, возник парень.

Несмотря на плохое освещение, она сразу узнала его. Это был сын деревенского кузнеца – крепкий, высокий юноша с ясным, решительным взглядом. Его лицо было напряжено, но выражало странную смесь сочувствия и беспокойства.

На любовь не оставалось времени

Давид подхватил на руки младшего из семьи Лейс.

– Кожа, да кости, – вслух ужаснулся он.

В мальчике было чуть более пуда веса. Крепкий сын кузнеца даже не подозревал, что в этот момент он нес почти что своего ровесника. Двенадцатилетний Мартин был всего-то на два года моложе Давида.

Погрузив на сани семью Лейс, Давид коротко дернул повод, и лошадь трусцой повезла их на левый берег замерзшей Волги.

Холодный ветер хлестал в лицо, когда Давид уверенно вел лошадь через заснеженные просторы. Амалия сидела рядом с колыбелью, обхватив ее руками, как будто защищая единственное, что напоминало ей о доме. Ее взгляд был потухшим, а губы все еще дрожали от мороза и усталости. Сестры и брат тесно прижимались друг к другу под тулупом, пытаясь согреться.

– Давид, – с трудом произнесла Амалия, – ты правда думаешь, что нам помогут?

Парень, не отрывая взгляда от тропы, уверенно кивнул.

– Нина Петровна добрая душа. Она не оставит вас в беде.

В его голосе было столько убежденности, что Амалия впервые за долгое время ощутила проблеск надежды.

Несмотря на поздний час к огромной радости Давида в окнах управления совхоза горел свет.

– Не спит еще! – с теплотой в сердце подумал Давид и вслух гордо пояснил сидящим в санях. – Наша начальница первой приходит на работу и последней закрывает контору. Ее зовут Нина Петровна.

– Нина Петровна, – хором повторили Лейс.

Ввалившись гурьбой в здание, Давид с порога выпалил:

– Надо помочь! Они бездомные.

Заведующая бегло оглядела новичков. Видимо, вспомнила тот день, когда Давид пришел устраиваться на работу в совхоз и с улыбкой по-доброму произнесла:

– Раз надо, то устроим.

Нина Петровна поднялась со своего рабочего стола, на котором громоздились бумаги, и подошла ближе к семье Лейс. Ее взгляд был внимательным, полон сострадание и решительность.

– Давай думать, как их устроить, – сказала она и жестом указала на стоящий в углу старый диван.

– Садитесь пока, отдохните с дороги. Я приготовлю вам горячий чай.

Давид тихо шепнул Нине Петровне:

– Они с левобережья, комсомольцы заняли их дом.

Женщина задумчиво постояла, поглядывая на детей, которые с благодарностью пили предложенный горячий чай. Затем, явно приняв решение, она обратилась к Давиду:

– В семейном общежитии как раз освободилась кровать. Генрих и Эмилия передумали жить вместе.

Уже далеко за полночь, заперев двери управления на замок, Нина Петровна повела Лейсов селиться в общежитие для семейных.

Изначально оно даже не планировалось. Совхоз создавали для детей-сирот: два барака для парней и один для девушек. О семейных вообще не подумали. В то время тема семьи неохотно обсуждалась, а некоторые большевики пропагандировали советское безбрачие.

Страница 45