Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950 - стр. 92
8 [августа 1907 г.]. Вторник
4 часа.
Была в театре. Все нашли, что похудела я страшно. Конечно, кажется так оттого, что я выгляжу скверно. Нос – толстый, а вообще – некрасивая. Слава богу, что Вас. нет…
Завтра пойду непременно – назначен публичный приемный экзамен.
Только бы Вас. не было.
Сегодня в 7 часов – прием сотрудников.
Хочется пойти, хотя еще не знаю.
Немного прибралась в комнате.
Развесила свои гравюрки, расставила портреты. Стало уютнее, лучше. Настроение тревожное, неопределенное. Боже мой, Боже, какой пустяк играет иногда важную роль в известные периоды жизни…
Ведь если разобрать – в сущности, вздор какой-то – вскочил на носу прыщ, и из‐за этого – ужасное состояние, мучения такие, что с ума сойти можно, все только потому, что я уродина… Примет лицо хороший вид – и я стану опять веселая, оживленная, буду петь целыми днями. Господи, вздор, а я вот страдаю, мучительно…
Вчера заходил Горев…
Первая его фраза, когда он вошел, – «Ну как вы похудели!»
Потом, вглядевшись, нашел, что я загорела и вообще изменилась, и по лицу я видела, что перемена не к лучшему.
И это огорошило, привело в глупое смущение, и весь вечер был испорчен…
Ужасно!
10 [августа 1907 г.]. Пятница
Сейчас с репетиции.
Немного лучше состояние: усиленно питаюсь, вид стал приличный.
Ночь сегодня – всю напролет не могла сомкнуть глаз, волненье какое-то, сердцебиение, бум, бум без конца… И отчаяние какое-то охватило, и страх, что я с ума сойду… Все вместе…
Действительно – тучи какие-то кругом сгустились… Все в один голос твердят – «постарела», «подурнела», «похудела», сама чувствую себя – отвратительно, сил мало, спать не могу…
И Вас. нет до сих пор. Вдруг болен… Господи, так страшно!
А тут еще приемные экзамены, успех Ждановой325, страх, что я отойду на второй план, что она займет мое место…
Вообще, так мрачно все…
Боже мой, Боже мой…
Молю только Господа, чтобы он силы мне дал все перенести, все пережить…
Я так как-то устала.
От малейшего толчка я падаю.
И сил нет подняться…
С трепетом жду встречи с Вас.
Что-то он скажет…
Я вглядываюсь в зеркало, усиленно вызываю в памяти прежнее лицо, прекрасные глаза, и с ужасом вижу, что я – стала другая…
Особенно глаз жаль…
Они были такие хорошие, такие ясные, красивые…
А теперь сузились, выцвели как-то, совсем, совсем не то, что раньше…
И мне так страшно…
Если бы я была уверена в Вас.
Если бы я знала, что мое лицо играет самую незначительную роль в его чувстве ко мне…
Помню, он мне сказал 18‐го вечером: «Ты хорошенькая…»326
Скажет ли он это теперь…
Горев увлечен Ждановой, слыша кругом обо мне «постарела» и проч., начал, по-видимому, тоже охладевать, хотя к этому я отношусь с удивительным равнодушием.
Господи, скорее бы Вас. приезжал.
11 [августа 1907 г.]. Суббота
«Пришла беда, растворяй ворота…»
Заболел глаз, веко красное, распухшее все… Сейчас опять отчаяние какое-то охватило…
Утром сегодня встала такая интересная, свежая, думала, что все кончилось, заживу теперь хорошо, весело, и вдруг.
Господи, Господи, за что?!
Если это надолго, я прямо с ума сойду. Не могу больше.
Вас. нет.
13 [августа 1907 г.]. Понедельник
2 часа дня.
Вас. приехал. Кажется, вчера еще. Утром была в театре – но не видала его, вероятно, вечером придет. Когда Балиев сказал сегодня, что Качалов в Москве – я думала, с ума сойду [