Алиса, Джейн и фисташки - стр. 29
Старик думал частенько о своей прежней безмятежной жизни в библиотеке, о пожаре и гибели Агапа. Хоть он и простил колдуна, но где-то в закромах души ему было обидно, что его добрый поступок в день встречи с ним обошелся ему так дорого. Возможно, даже и самому Итану, хоть он этого уже и не узнает. Не оставь он у себя маленького Платона, Платон не привел бы в библиотеку Агапа… И библиотека была бы цела.
Но это всего лишь догадки.
И все же Платон не мог не признать, что течение жизни, такое неожиданное и порывистое, которому он доверился, унесло его в совершенно противоположную сторону берега. Разве не об этом он размышлял около ущелья, разглядывая море? А на другом берегу нет библиотеки. На другом берегу все совсем по-другому, и сопротивляться этому нет никакого смысла.
В разных городах Платон собирал вокруг себя толпы людей, читая свои любимые книги прямо с ладоней. Народ удивлялся, кто-то даже подкидывал монетки, думая, что это представление, а некоторые и вовсе молча записывали речи Платона на бумагу. Ничего подобного раньше в их краях не происходило. Да и сам библиотекарь, теперь уже странствующий, не мог поверить, что у него найдется так много слушателей. Это было непривычно и в то же время вызывало радостную улыбку.
Теперь в его голове закрались новые мысли о том, что великое наследие не осядет пыльным грузом, как раньше на библиотечных полках, а разнесется по свету будто ветер, и со временем его будут передавать из уст в уста, от бумаги к бумаге. А пока что люди просто хотели узнать, о чем же им поведает таинственный чужак. Вот только покидая один город и ступая на землю другого, не замечал он, как бесценные книги стали исчезать с его шершавых ладоней, страничка за страничкой, растворяясь в полной неизвестности.
Слишком малы, очевидно, были ладони старика для такого богатого наследия.
Шумиха в Озерном затишье
Часть 1
Поваленная сосна
На столе повсюду были разбросаны цветные карандаши и мелки. Небрежно валялись листы с неоконченными эскизами дам и кавалеров, театров и картинных галерей. На самом краю – скомканный рисунок единорога с двумя кривыми рогами. Мифическое существо с грустью дожидалось своей беспощадной участи быть выброшенным на произвол судьбы. Ася творила, старательно выводя в старом альбоме острым грифелем изгибы крылышек, больше всего напоминавших собой лепестки кувшинки. Морща свой маленький носик, художница периодически откладывала карандаш и внимательно присматривалась к своему творению. В мыслях все было задумано лучше. И девушка вновь налегала на карандаш. В конце концов остро наточенный грифель не выдержал чрезмерного упорства художницы достичь идеала, неожиданно заскрипел и раскололся надвое. Его маленький обломанный краешек остался лежать на белоснежной бумаге, образовав черную кляксу возле одного крыла феи.
Пушистая кошка Оливка, похожая на большой бело-рыжий комок, сидела на солнечном подоконнике и грызла лепесток герани. Ася взглянула на кошку. Кошка взглянула на Асю и мяукнула. Мол, хватит уже истязать бумагу. Вздохнув, девушка бросила грифель и, захватив «Сто лет одиночества» Маркеса, отправилась на лесное озеро, где часто любила прогуливаться и размышлять обо всем, что приходило ей в голову.
Вода в озере была тихой, спокойной, словно никто ее долгое время не тревожил. В воде отражались маленькие облачка, напоминающие бесформенные белоснежные кляксы. В воздухе витала какая-то необычная таинственность, а лучи солнца, будто хихикая, прыгали по зеленой листве, все дальше убегая вглубь леса, огибавшего озеро с двух сторон в форме подковы. Развеселившаяся Ася не осталась на берегу как обычно, а отправилась по тропинке, вслед за лучиками. По дороге ей не попалась ни одна живая душа. Это радовало, потому что больше всего она жаждала уединения. И почему она раньше не совершала прогулок в это лесное царство?