Александр Суворов - стр. 29
– Что вы тут творите?! – грозно крикнул Соковнин.
– Задачку решаем, ваше высокородие! – ответил Дубасов, поддерживая Александра.
Тот едва стоял на ногах.
– Кто с ним дрался?
– Красавец, выходи! – крикнул Дубасов. – Нечего за чужой спиной прятаться…
Сергей Юсупов вышел вперед.
– Хороши!
У Суворова под распухшим глазом светился огромный фонарь. У Юсупова был расквашен нос.
– Юсупов! В холодную. На трое суток. На хлеб-воду. Ступай!
Юсупов твердо ответил:
– Слушаю, ваше высокородие!
– Суворов, ступай с отцом! Он с тобой сам сделает что надо…
Соковнин вышел. Отец схватил Александра за руку и подзатыльником указал ему дорогу к двери.
– И ты, Прохор, хорош – не мог сдержать мальцов! – попрекнул Дубасова Василий Иванович.
– Никак нельзя, ваше благородие, задачку надо было решать.
За дверями школы Александр увидел двух коней: своего Шермака и отцовского гнедого. Их держал на поводу семеновский гренадер. До блеска вычищенный Шермак, под новым гренадерским седлом, с чепраком[57], нетерпеливо переступал ногами, недовольный тем, что копыта отяжелели – его успели подковать полковые кузнецы.
В молчании Суворовы возвращались домой верхами. Только у Никитских ворот отец оглянулся на Александра и с усмешкой спросил:
– Трудна была задача?
– Нет, батюшка, легка.
– Решил?
– Решил.
– А первое сражение выиграл или проиграл?
– Выиграл, батюшка, хотя с уроном, – ответил Александр, щупая опухший глаз.
– Что же мне теперь сделать с тобой?
– Равна вина, равно и наказание, батюшка.
– В холодную на хлеб, на воду на три дня?
– Да, батюшка.
– Что-то мать скажет! Ведь это она меня заставила тебя искать. Часу не хотела вытерпеть… Угадала, что ты в полк поскакал…
Не входя в дом, Василий Иванович отомкнул холодный чулан, запер там Александра и отправился к Авдотье Федосеевне с докладом.
Жена возмутилась, вырвала ключ от чулана из рук Василия Ивановича и кинулась освобождать сына.
Василий Иванович велел ей захватить для Александра «Римскую историю».
Александр наотрез отказался выйти из чулана. Мать попробовала вывести его силой. Сын упирался. Она его сгребла и хотела вынести на руках. Александр так яростно отбивался, что мать отступилась, захлопнула чулан, закрыла и ушла, крикнув:
– Замерзнешь – сам проситься станешь! Тогда не выпущу, проси не проси!
– Матушка! Как же я могу выйти? Сергей-то Юсупов в полку на съезжей в холодной сидит.
– Да что тебе Юсупов – брат? Он тебе глаз разбил.
– Брат! Я ему нос расквасил!
– Ну, коли так, сиди же! Ноги-то, поди, застыли. Погоди-ка!
Мать ушла и возвратилась с валенками:
– Сейчас же переобуйся!
Александр покосился на валенки и не шевельнулся. Мать обняла Александра и, тормоша его, спрашивала:
– Да в кого же ты у меня такой настойчивый вырос?
– В тебя, матушка! – ответил сын.
Мать задвинула засов и нарочно гремела замком, запирая чулан.
При скудном свете осеннего дня Александр читал:
«Юношество римское, как скоро оно будет в способности к военной службе, научилось воинскому искусству, привыкая в стане своем к трудам самым жестоким. Прилежало оно не к пиров учреждению, но к имению хорошего оружия и добрых коней. Чего ради никакие трудности не устрашали сих людей, никакой неприятель не приводил их в робость, – бодрость и храбрость их всё преодолевали…»
Уже кончался краткий день, настали сумерки, и в чулане стало темно. Ноги и руки Александра коченели. В сенях послышались голоса. Засов загремел. Дверь распахнулась. Перед Александром стояла мать с горящей свечой в руке, а рядом с ней Прохор Великан.