Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - стр. 107
Филипп с подозрением посмотрел на него:
– О чем это?
– Кто будет командовать войском, которое ты отправляешь в Азию?
– Аттал и Парменион.
– Прекрасно. Парменион – великий воин, а Аттал…
Филипп недоверчиво уставился на него.
– Я хочу сказать, что удаление Аттала могло бы послужить…
– Еще одно слово, и я вырву тебе язык.
Однако Евмен продолжил:
– Пора вызвать твоего сына, государь. По многим здравым причинам.
– Молчи! – закричал Филипп.
– Во-первых, из политических соображений: как ты убедишь греков, что нужно жить в мире между собой, в общем союзе, если не можешь сохранить мир в собственной семье?
– Молчи! – проревел царь, стукнув большим кулаком по столу.
Евмен почувствовал, как сердце в груди замерло, и понял, что его смертный час уже пришел. Однако ситуация сложилась отчаянная, так что стоит умереть мужчиной, решил Евмен и потому продолжил:
– Во-вторых, из личных соображений: все испытывают такую же страшную тоску по этому юноше, как и ты, государь.
– Еще одно слово, и я заточу тебя в тюрьму.
– И Александр тоже страшно страдает от всего этого.
– Стража! – взревел Филипп. – Стража!
– Уверяю тебя. И царевна Клеопатра только и делает, что плачет.
Лязгая оружием, вошла стража.
– У меня есть письмо от Александра, который сообщает…
Стражники схватили его сзади за руки.
Александр – Евмену
Здравствуй!
Филипп сделал им знак подождать.
Я рад тому, что ты рассказываешь о моем отце: что он бодр, пребывает в добром здравии и готовит великий поход на варваров в Азию.
Царь сделал стражникам знак, чтобы ушли.
Но в то же время известие, полученное от тебя, глубоко меня печалит.
Евмен остановился и внимательно посмотрел на своего собеседника. Царь пребывал в смятении, его охватило волнение, а его единственный глаз усталого циклопа мерцал под наморщенным лбом, как уголек.
– Дальше, – сказал он.
Я всегда мечтал принять участие в этом грандиозном деле и сражаться рядом с ним, чтобы он увидел, как я всю мою жизнь старался сравняться с ним в доблести и величии.
К сожалению, обстоятельства вынудили меня совершить непоправимый поступок, и ярость вывела меня за границы, которые сын не должен переходить в отношениях к отцу никогда.
Но определенно в этом была воля какого-то бога, ибо, когда мужчина теряет контроль над собой, исполняется предначертанное.
Друзья мои пребывают в здравии, но, как и я, очень грустят от разлуки с родиной и любимыми людьми. К их числу, мой добрый Евмен, относишься и ты. Помогай царю, как только можешь, в чем мне, к несчастью, отказано. Оставайся в добром духе.
Евмен положил письмо и взглянул на Филиппа – тот закрыл лицо руками.
– Я позволил себе… – чуть погодя проговорил секретарь.
Царь вскинул голову:
– Что еще ты себе позволил?
– Подготовить письмо…
– Великий Зевс, я убью этого грека, задушу собственными руками!
В это время Евмен чувствовал себя как капитан корабля, который долго боролся с волнами посреди бушующего моря и уже с порванным парусом и пробоиной в борту оказался вблизи порта – и вот просит измученный экипаж сделать последнее усилие. Он глубоко вздохнул и, вытащив из сумки другой лист, начал читать под недоуменным взглядом царя:
Филипп, царь македонян – Александру
Здравствуй!
То, что произошло в день моей свадьбы, стало для меня причиной безграничной горести, и я решил, несмотря на мою привязанность к тебе, что ты навеки удалишься с моих глаз. Но время – хороший врач и умеет успокаивать самую тяжелую боль.