Алекс Бринер. Последний ранг. Книга 3 - стр. 16
На указательном пальце правой руки у этого воскового Коэд-Дина я заметил ещё и кольцо с крылатым котом.
Причём кольцо было настоящим. Тем же самым, которое сейчас я сам носил на своей руке. В этой червоточине прошлое встретилось с будущим, и в который раз мне пришлось признать, что у судьбы, как и у некромантов, скверное чувство юмора.
Я сунул правую ладонь вместе с кольцом в карман брюк и чуть замедлил шаг.
Волот рядом едва слышно усмехнулся.
– Как забавно, Гедеон. Сердце-то не ёкает?
Он тоже разглядывал воскового Коэд-Дина и всё, что его окружало в этой музейной экспозиции.
Были тут и фотографии особняка на Белом Озере, и даже портрет моего оруженосца из африканского народа нгаби – Бонце, по прозвищу «Дождь-рождённый-в-пятницу». Сам он не обладал магией, зато его жена и две дочери владели силой Пути Психо. Я знал об этом, но никому никогда не говорил. Менталисты и в прошлом веке были вне закона.
Кстати, в честь Пути Психо в этом Музее тоже была установлена экспозиция.
Под стеклом лежали карточки арестантов с приговорами, приведёнными в исполнение. Там говорилось, что такому-то менталисту поставлена вечная Печать Блокады, а такой-то вообще казнён. Тут же рядом лежали те самые Печати, уже без красной магической краски, потому что она осталась на лбу приговорённых менталистов. Правда, всё это теперь было лишь достоянием истории.
Я нахмурился и прошёл мимо, наконец покидая зал.
– Эй, уважаемый Соломон… не помню ваше число! – внезапно обратился к смотрителю Волот. – Неужели Путь Психо теперь официально разрешён? Или мне показалось?
Эсфирь молча преодолела ещё один зал и только потом ответила:
– Нельзя разрешить то, чего нет.
– В смысле – нет? – опешил Волот.
Меня посетила нехорошая догадка, но когда Эсфирь подтвердила её вслух, то холодок пробежал по спине.
– За девять лет программы «Спасение» магия полностью исчезла, – сообщила она. – Её больше не существует. По крайней мере, у спасённых.
От этой новости стало не по себе.
Теперь понятно, о чём говорил Соломон-два, то есть местный профессор Троекуров, когда признавался, что в этом Музее их всех охватывает иррациональное чувство грусти и утраты.
Люди спаслись, но потеряли магию.
Я покосился на Волота. Вот тебе и прекрасное будущее.
Ничего не говоря, мы оба продолжили путь по Музею. В следующем зале нам попалась ещё одна знаковая экспозиция – один-единственный мехо-голем на постаменте. Тот самый стальной увалень, который сейчас работал продавцом в моём собственном отделе по продаже «Умного снаряжения Бринеров». Именно таким был сейчас Семён Троекуров. Неуклюжим робо-парнем.
На табличке под экспозицией значилось:
«СОЛОМОН-1. Неудачная версия».
– Что значит «Неудачная версия»? – тут же спросил я.
Эсфирь чуть замедлила шаг и посмотрела на меня.
– Это первый образец для программы «Спасение». Учёный, который рискнул переместиться в этого мехо-голема, умер через пять месяцев после внедрения. Зато его эксперимент помог другим учёным увидеть ошибки в расчётах и создать более совершенную модель.
Я чуть замедлил шаг, разглядывая стального Соломона на постаменте.
– А кто был Соломоном-один? Ты знаешь?
– Конечно, знаю. Все знают, – ответила Эсфирь. – Это профессор Басов Анатолий Ануфриевич. Лучший друг и научный оппонент Соломона-два. Его смерть стала большой утратой для Соломона-два. Это случилось за полгода до прорыва тёмного эфира. Зато смерть Соломона-один обеспечила людям более надёжное Спасение. Мы уже девять лет существуем с тёмным эфиром и до сих пор живы. Не считая тех, кто сгинул в Зоне ТЭ.