Аквариум. Музыкально-пластическая драма в трех частях с прологом и эпилогом - стр. 5

, о которой пелось в песне. Ну и какое тут, нафиг, противопоставление, я вас спрашиваю? («нафиг» он решил потом вычеркнуть, и без него зазвучало даже лучше). А сколько их было потом, таких рок-музыкантов, которые и на пианино сами могли, и чередовали на одной пластинке разные стили, как в калейдоскопе – ретро, кантри, хэви-метал, опера, наконец! Какое противопоставление – вы что там, с дуба рухнули?

– Слушай, а круто, – восхитился брат, прочитав сочинение. – Давай еще кому-нибудь покажем?

Они собрали семейный совет, и тот единогласно подтвердил: это было в самом деле круто. Отец заметил лишь, что про аквариум можно было написать и побольше, зато мама так впечатлилась умелым использованием риторических приемов, что предложила послать работу в какой-нибудь журнал в качестве эссе. Не было сомнений, что высшая оценка в классе ему обеспечена.

«Самая безликая и бесцветная из всех существующих теней деликатно легла на тетрадь, сделав страницы серыми». Это он напишет чуть позже, а пока – тень оказалась ни фига не деликатной, и тетрадь ему сунули с такой брезгливостью, словно нашли там журнальную вырезку с порнухой.

– Это, конечно, было очень забавно. Но когда я даю задание, я предполагаю, что оно будет выполнено. Тройку ставить не хочу: вы, молодой человек, способны на большее. Жду от вас второй редакции.

Тео, не глядя, принял непристойно распластанную тетрадь. Краешек страницы бритвой резанул палец, он машинально сунул его в рот и подумал: интересно, почему говорят «несолоно хлебавши» – вот ведь солоно, а толку-то.

Он перешел уже в последний класс, когда Мик Костяная Нога решил снова загреметь в больницу. Как и прежде, он любил делать это под самые каникулы, чтобы все их планы пошли коту под хвост. На сей раз каникулы были осенние, но все равно было обидно – причем больше за дурака, чем за себя. Сам-то он и в выходные успевал и поиграть, и нагуляться, а брат стал вдруг серьезным и без продыху учился, точно уже нацелился в универ. Выписавшись из больницы, он засел дома и принялся что-то корябать в тетрадке – должно быть, свой первый сценарий.

– Я на репетицию, – сказал Тео, заглянув в спальню.

Мик ответил «Валяй»; сестра молча встала и выскользнула из двери ему навстречу.

– Я с тобой.

– Ну вот еще. Сиди с больным.

– Он не маленький, – резонно возразила Тина. – А ты, между прочим, обещал, что покажешь свою группу.

– Ну езжай сама на двух автобусах, я провожать не буду.

– А ты?

– Я на велике.

– И я на велике. Костяной Ноге он все равно ни к чему.

Тео вздохнул: сестра была из тех, кому проще дать. Пришлось ковыряться, настраивая ей седло, а время уже поджимало. Они выехали со двора, всколыхнув сырой стоячий воздух, и комья грязи полетели из-под колес в сторону их фабричного квартала. Навстречу теперь неслись беленые штакетники частных домов. Через пару километров дорога становилась почти проселочной и начинала спускаться в заболоченную долину с пустырями на другой стороне. Ветер засвистел в ушах, и Тео, смаргивая слезы, увидел, что сестра идет на обгон. Впереди им преграждала путь лужа, длинная и коварная, как мираж. Тео крикнул сестре, чтобы притормозила, но вместо этого она сильней налегла на педали, вонзилась в воду и раскинула в стороны тощие ноги в голубых джинсах, чтобы не забрызгаться. Сам он не сообразил, что так можно, и только выругался, смачно и весело, когда его обдало волной.