Аквариум как способ ухода за теннисным кортом - стр. 33

Как-то в книжном магазине «Эврика», в том же студенческом городке на Измайловском, открылась выставка детской книги. По какому-то случайному стечению обстоятельств там был шестнадцатимиллиметровый кинопроектор, и показывали фильм «Музыка». Это в любом случае заслуживало внимания, но среди прочего в фильме оказался десятиминутный сюжет о том, как Beatles в студии «Abbey Road» записывают Hey Jude. Фильм показывали раз в день, и было трудно специально подгадать, но мы познакомились с англичанами, которые там работали, и они крутили этот фильм каждый раз, когда собиралась наша компания. Как и в случае с фильмом «О, счастливчик!», это был фантастический опыт: ты становился свидетелем творческого процесса. Только тут вместо Алана Прайса были Beatles, и ты был одним из посвященных, кому удалось побывать в святая святых, где эти люди могут просто разговаривать друг с другом, не стесняясь тебя, и решать какие-то рабочие моменты. Возникал тот же самый эффект: все выглядело очень просто, они не делали ничего особенного – только это было волшебство.

Время тогда было интересное. Какая-либо организация в рок-н-ролле отсутствовала, но многие музыканты знали друг друга и плотно общались. Время от времени от этого рок-н-ролльного братства собирались делегации, которые шли в Дом народного творчества. Несколько раз нас приглашали туда на беседы, в которых принимало участие много музыкантов. Основная наша ошибка была в том, что все верили, что с системой можно договориться, что не в этот, так в следующий раз какой-нибудь чиновник что-нибудь разрешит. Невооруженным глазом было видно, что система несовершенна, что она не готова к тому, что появилось стихийно и не имело под собой идеологии. Если идеологии не было, то ее надо было подложить. Система агонизировала и искала способ уничтожить это стихийное проявление жизни или хотя бы попытаться его укротить. Но в то время она еще не знала, каким способом это сделать. Те же люди, которых мне в это время посчастливилось встретить, предлагали альтернативу – не ждать от системы разрешения, а просто делать. Делать так, как делается, несмотря на нелепые обстоятельства, в которых мы все оказались. (Странно, что, когда уже в девяностые годы мне довелось общаться с музыкантами другого поколения, которым я мог предложить только свою схему «делания», я обнаружил некоторую упертость.)

Иногда мы вписывались в студенческие вечера, на которых пытались играть рок-н-ролл. Как правило, для этого приглашался какой-нибудь барабанщик или гитарист. Так, время от времени мы играли с барабанщиком Сережей Плотниковым из Капитального ремонта, а на гитаре иногда появлялся Майк. Майк не был искусным гитаристом и играл примерно так же, как Боб, но брал на себя роль лидер-гитариста, что не всегда было интересно. Он пел пару рок-н-роллов Чака Берри и несколько песен из T. Rex. Мы представляли собой весьма нестройный и неритмичный оркестр, и, хотя выглядело это немного нелепо, нам всегда было весело. Репетиции подобных выступлений часто проходили у меня дома: выстраивалась программа из любимых песен, которые все давно знают, и предполагалось, что этого достаточно для того, чтобы их играть. На самом деле это был настоящий панк-рок, когда достаточно сложные песни наших любимых групп упрощались до трех аккордов и игрались простым чёсом. Моя роль в группе была довольно размытая. Я либо подбирал какой-нибудь гитарный риф и дублировал его на виолончели, либо пел второй голос или присоединялся ко всем на припеве, который, как правило, исполнялся хором. Если учесть, что микрофон в лучшем случае был один, то это выглядело еще смешнее. Я знал только припевы песен. Самым изнурительным было добывание аппарата и последующая транспортировка его к месту выступления. Мне почему-то всегда выпадала почетная обязанность таскать аппарат, ловить машину и ехать в кузове. Когда же дело доходило до подключения, то мне обычно не хватало отдельного усилителя, и приходилось играть в один комбик с кем-нибудь либо включаться в линию. Неизменный аппаратчик Марат творил чудеса, пытаясь сделать звук на том, на чем в принципе его сделать невозможно. Не могу сказать, что я получал от этого удовольствие, но иногда и мне удавалось оторваться и сыграть атональное соло, которое переводило происходящее в разряд психоделии. Постепенно опыт электрической игры на халяву переносился и на акустический материал, собственно