Агапея - стр. 31
На следующий день Павел встал, когда мать занесла в горницу эмалированное ведро, накрытое марлевой тканью.
– Иди, сынок, попей парного молочка. Только надоила. А потом поспал бы ещё, чего так рано вскочил?
– Спасибо, мам, я после попью. Сейчас до реки только сбегаю и вернусь.
Сын нежно поцеловал мать в лоб и выбежал из хаты.
Купался долго. Нырял. Делал перевёртыши под водой. Потом раз десять переплывал на другой берег и обратно. Наконец, вдоволь наплескавшись, вышел из воды. Брошенные им форменные штаны и берцы были аккуратно уложены на большой камень у берега, а в некотором отдалении на разостланном полотенце Пашки полулежала, озорно улыбаясь, бывшая одноклассница и первая сексуальная партнёрша в короткой Пашкиной жизни. Тёмно-рыжая копна пышных волос, яркий боевой макияж, глубокое декольте, открывающее аппетитную белую грудь, нагло задранная короткая юбка при стройных, оголённых от колготок белых ножках откровенно и недвусмысленно указывали на готовность Анны к самому бурному развитию событий.
– Ну привет, солдатик, – начала она, не вставая и нарочно раскачивая коленями влево-вправо. – Узнал одноклассницу? Как живёшь, милый?
– Привет, Нюрка. Какими судьбами тут? Не рановато ты для деревни нафуфырилась? Или с ночи никак до дому не дойдёшь? Вроде говорили, что замуж вышла. Как он там? Не обижает?
– А если бы и обидел, неужели за меня пошёл бы морду ему бить? – продолжая лежать на Пашкином полотенце, шутливо спросила Аня и залилась звонким смехом.
– Нет. Не пошёл бы. Я думаю, что в селе достаточно мужиков, которые и без меня друг дружке зубы готовы повыбивать из-за тебя. Да и слыхал я, что сама ты обижаешь муженька своего. По углам трёшься с кем ни попадя. Срам, ей-богу.
– А ты поменьше бабские сплетни слушай. Мало ли что народ сдуру нагородит, а ты и уши развесил. Да и не тебе меня нравам учить. Мне ведь тоже есть чем тебе в глаза-то ткнуть.
– Ну да ладно. Мне действительно это неинтересно, да и пойду я. Нечего мне тут с тобой разговоры разговаривать. Мать ждёт дома, – заторопился Павел и нагнулся за полотенцем.
– А ведь я к тебе специально пришла. Всё с утра высматривала со двора. Может, уделишь мне минуточек на полчасика? – не желая вставать, несколько взволнованно проговорила Нюра.
– Ты знаешь, по какому поводу я приехал домой, и могла бы для приличия соболезнование выразить. Или уже совсем стыд выветрился? Да и не о чем мне с тобой лясы-то точить. Всё в прошлом.
– Хорошо. Не с того начала. Оплошала. Прости, Паша. Я и на кладбище вчера была, да постыдилась подойти. – Анна наконец встала с полотенца, а Пашка сразу его поднял и накинул на плечо.
– Чего же постыдного в том было? Похороны – дело скорбное. Никто бы тебя не попрекнул, и соболезнование приняли бы как положено.
– Не поверишь, Пашенька. Вот увидела тебя, так прямо и потекла. Все плачут, ревут, Петра Ивановича закапывают, а я сама не своя, только о тебе думаю, а саму трясёт от желания, аж желваки судорогой свело. – Тут она, крепко обняв парня, принялась страстно целовать по всему лицу и наконец жарко присосалась своими губами к его.
Пашка резко схватил её за обе руки, оторвался от поцелуя и сильно встряхнул.
– Ты это брось, Анна! Мне сейчас совсем не до тебя. Это во-первых. И во-вторых, я женился в Донбассе и своей жене изменять не собираюсь! Никогда! Меня так отец воспитал, и хотя бы ради памяти о нём уйди от меня и от греха подальше.