Адвокат, адвокат, он ворюге – друг и брат - стр. 17
У нас как-то эти внесудебные комсомольские расправы над неугодными не практиковались. Но все же пострадавший у нас был – выпихнули из комсомола и из института уже на четвертом курсе. Лева – двухметровый толстенный детина с наивным улыбающимся лицом, профессиональный залетчик. Конечно, заскоки у него были – грешков было немало, ему все вспомнили, в том числе и прослушивание в комнате эмигрантских песен. Я и еще пара человек голосовали против того, чтобы его карать, но в лучших традициях массовой истерики все так накрутили друг друга, что Леве не поздоровилось. Тогда я понял, что при желании и некотором опыте манипуляций даже самый терпимый коллектив можно наэлектризовать, а потом и натравить на кого угодно.
Стучали эти комсомольские деятели с такой наивной непосредственностью, называя это принципиальностью. И чаще всего не по делу. Курсантам, без пяти минут офицерам, по Москве запрещалось ходить в гражданской одежде. По уставу ты всегда должен быть в форме. Но мало того, что обустраивать личные дела в таком виде не всегда удобно, а тут еще московская военная комендатура.
Мы сами ходили в комендантские наряды по городу и прекрасно знали, что у старшего патруля одна задача – записать как можно больше народу за нарушение формы одежды, дабы продемонстрировать рвение и избежать претензий к себе. Поэтому попадание на глаза патрулю означало, что тебя как столб обойдут, осмотрят и пометят, то есть докопаются непременно. Запишут замечание по любому идиотскому поводу – шнурки неглаженые там, носовой платок с цветочками, а потом из комендатуры в институт бумага с твоим именем – и сиди месяц без увольнений. А патрулей тогда много было, в метро – чуть ли не на каждой станции. И не пройдешь мимо них, гадов. Борьба с патрулями стала для нас таким народным спортом. Мы убегали, разрабатывали маршруты отступления и передвижения. Наиболее отвязные и физически развитые с ними дрались. Был такой молотобоец, который однажды парой боксерских ударов уронил патрульных и ласточкой перемахнул через забор института. Интересно, но последствий для него это не имело. Наш забор патрули предпочитали не пересекать, а оружия пристрелить негодяя не было – в Москве у гарнизонных патрульных были только штык-ножи.
В общем, понятно, при таких раскладах по выходе в город все переодевались в гражданку. Для этого в окрестных домах снимали квартиры – туда еще можно было привести нежную особь женского пола чайку попить. Скидывались на эти квартиры в складчину, так что получалось недорого.
И вот перед распределением такая сволочь из комсомольского комитета на комсомольском собрании института выступает и открытым текстом:
– Многие курсанты ходят по городу в гражданке!
И закатывает глаза – мол, более ужасного он в своей жизни ничего не видел.
– И гражданку они хранят на съемных квартирах!
Заложил так заложил. После этого рейды пошли, чтобы эти хаты вычислить. И вся малина закончилась.
Вообще-то, такие вот псевдопринципиальные комсомольцы и догробили СССР. Это некая каста приспособленцев, лишенная какой-либо морали, чувства локтя, но держащая нос по ветру. В девяностые годы они быстро перекрасились из комсомольцев в либералов и продолжают нас терзать под новыми лозунгами…
Глава 10
Иностранцы
Был во ВКИМО факультет иностранцев – там готовили юристов для военных структур всего нашего обширного дружественного мира.