Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - стр. 69
Александр поднялся на борт одновременно с министром флота, которому эти почести формально предназначались; сзади следовали два адъютанта. Он поднес руку к полям шляпы; дудки тем времени затихли на последней пронзительной ноте, барабаны завершили четвертую дробь, грянула первая пушка, и оркестр морской пехоты заиграл марш. Хорнблауэр вышел вперед и поклонился.
– Доброе утро, коммодор, – сказал министр флота. – Позвольте представить вас графу Северному.
Хорнблауэр вновь отдал честь, изо всех сил сохраняя бесстрастное выражение, хотя его так и подмывало улыбнуться: уж очень нелепым было желание царя явиться инкогнито.
– Доброе утро, коммодор, – сказал Александр; Хорнблауэр едва не вздрогнул, осознав, что тот говорит по-английски. – Надеюсь, наш визит не слишком вас обеспокоил?
– Ничуть в сравнении с честью, которая оказана моему кораблю, сэр, – ответил Хорнблауэр, гадая, правильно ли он обратился к монарху инкогнито. Очевидно, «сэр» Александра вполне устроило.
– Можете представить своих офицеров, – сказал тот.
Хорнблауэр представлял их одного за другим, они кланялись и отдавали честь с неловким смущением, естественным в младших офицерах, когда перед ними царь всея Руси, да к тому же еще инкогнито.
– Думаю, капитан, вы можете начать подготовку к загрузке воды, – сказал Хорнблауэр Бушу, затем вновь повернулся к Александру. – Желаете осмотреть корабль, сэр?
– Охотно, – согласился царь.
Он задержался на шканцах посмотреть, как готовятся загружать воду. Марсовые бегом спускались с реев. Александр восхищенно заморгал, когда с полдюжины марсовых соскользнули по бизань-штагам и крюйс-марса-фалам на палубу рядом с ним. Матросы, подгоняемые унтер-офицерами, деловито сновали туда-сюда; это походило на разворошенный муравейник, но все указывало на порядок и цель. Люки распахнули, помпы вооружили, на реях основали тали, с левого борта спустили кранцы. Александр засмотрелся, как полроты морских пехотинцев ухватились за таль-лопарь и двинулись почти что строевым шагом.
– Солдаты-моряки, сэр, – небрежно пояснил Хорнблауэр, приглашая царя к трапу.
Александр был очень высок, дюйма на два выше Хорнблауэра; проходя под низкими палубными бимсами, он сгибался почти двое. Хорнблауэр провел его вперед по нижнему гондеку, где высота межпалубного пространства была всего пять футов и шесть дюймов, показал мичманскую каюту и уорент-офицерскую кают-компанию – все неприглядные детали флотского быта. Александр внимательно смотрел близорукими глазами. Хорнблауэр подозвал нескольких матросов, велел им повесить гамаки и лечь, чтобы Александр яснее усвоил, что такое двадцать два дюйма на человека, потом красочно описал, как в шторм сплошная масса людей – от одного конца палубы до другого – качается как одно целое. Ухмылки матросов, вешавших гамаки, убеждали царя не только в истинности услышанного, но в боевом задоре этих людей, так не похожем на забитую покорность темных крестьян, из которых состояла его армия.
Они заглянули в люк, посмотреть, как готовят бочки к заправке водой, и на них пахнуло вонью орлопдека: запахами тухлой воды, сыра, немытых человеческих тел.
– Вы ведь давно служите на флоте, коммодор? – спросил Александр.
– Девятнадцать лет, сэр.
– И сколько из них вы провели в море?
– Шестнадцать лет, сэр. Девять месяцев я был пленником в Испании, шесть месяцев – во Франции.