Адептка второго плана - стр. 21
А чего стоили молодые морковки в меду, трюфельное пюре, маленькие – на один укус – пирожки с вишневым конфитюром. От козьих сыров в грушевом желе, остро-сладком, с нотками грецкого ореха, я и вовсе не смогла оторваться.
А что? Мое настоящее тело сейчас в реанимации, все вокруг – фантазия, причем даже не совсем моя, а автора книги, которую читает сестренка, и эти строки как-то проникают в мое сознание, которое все тут и создает… Так что и калории вымышленные. Зато удовольствие – настоящее. И я могу его получать, не опасаясь за фигуру. Хоть что-то хорошее в моем состоянии появилось!
Увы, ненадолго. Барон, до этого активно беседовавший с потенциальным женишком Кимерины (а может, уже и вполне реальным – смотря до чего эти двое договорились), весь вечер бросал на меня недовольные взгляды и, наконец, не выдержав, сварливо произнес:
– Леди – это то, что она ест.
Сказано это было даже не с намеком, а с прямым упреком: «Столько жрать?! Что о тебе подумает будущий супруг?»
Я могла бы его проглотить, как до этого вишенку, как до этого морковку, но не стала. В отличие от овощей, укоры, да еще такие едкие, не способствовали пищеварению. От них скорее образовывались язвы и в желудке, и на душе. А я была за здоровое питание во всех смыслах этого слова. Да и за столом, я, признаться, засиделась… Поэтому решила совместить приятное с приятным: разом и ответить папочке, и уйти.
Так что, отложив вилку, мило улыбнулась барону, отчего тот насторожился, и произнесла:
– В таком случае я одна сплошная сдобная булочка. – И, повернувшись к гостю, прямо как рекламный агент, продвигающий товар, в лоб произнесла: – Слово даю, никакой гадости в рот ни разу не брала. В отличие от других девиц, которые рядом с мужчинами порой ведут себя, как сущие дети и тянут в рот всякую пакость…
Тон у меня получился абсолютно невинным, однако гость намек понял, хотя тот был и не для него, а для папочки. Отец же осмысливал услышанное чуть дольше, зато багровел быстрее, а орал громче.
– Во-о-о-он!
Пусть барон магом и не был, но из-за стола меня точно заклинанием сдуло. Правда, не успела я дойти до дверей, как в спину дротиками врезались слова:
– За такие вольности проведешь ночь не у себя в спальне, а в молельне за покаянием! А Мортир за этим проследит! И чтобы шла туда сейчас же!
«Кажется, сватовство не задалось», – догадалась я и вышла в коридор. Интересно, когда следующий кандидат появится. С целеустремленностью барона что-то подсказывало – очень скоро.
Только еще быстрее меня нагнал рослый угрюмый слуга. И без лишних слов подхватил под локоток и буквально поволок куда-то вперед.
– Эй, а нельзя полегче? – возмутилась я.
Громила в ливрее это проигнорировал и продолжил меня тянуть вперед. Затем мы свернули в анфиладу, миновав ее, оказались в галерее и через последнюю вышли к высокой резной двери из старого мореного дуба. Мужская рука открыла створку. Та скрипнула, словно желна в весеннем лесу. Громко и противно.
Почти тут же я ощутила легкий толчок меж лопаток. Непроизвольно перешагнула порог, оказавшись в капелле. А за моей спиной уже традиционно закрылась дверь и послышался звук задвигаемого засова.
Последние ало-золотистые лучи скользили сквозь высокие стрельчатые окна, где цветные стекла были зажаты в тиски свинцовых переплетов. Витражи – кроваво-красные, сапфировые, темно-зеленые – отбрасывали на ряды скамей, обтянутых бархатом (в некоторых местах уже потертым), пестрые узоры света из света и тени.