Адаптация совести - стр. 11
Он тяжело вздохнул.
– Мне было только пять лет. Про похороны мне рассказала мать. Я, конечно, ничего не помнил. А отец остался в памяти высоким, всегда задорно смеющимся мужчиной. Вот так я и остался в пять лет сиротой.
Он посмотрел на неподвижное лицо Дронго.
– У вас тоже нет отца? – догадался Баратов.
– Нет, – мрачно ответил Дронго.
– С детства? Вы тоже выросли без отца? – уточнил Баратов.
– Он умер недавно, – пояснил Дронго, – ему было уже за восемьдесят. Но боль от утраты до сих пор не проходит.
– Тогда вы можете себе представить, что именно я испытывал всю свою жизнь, – вздохнул Баратов.
– Не могу, – признался Дронго, – не могу даже представить. Это так тяжело – расти без отца. Мне даже в пятьдесят не хотелось его терять, а когда вам в десять раз меньше… Понимаю, что больно и несправедливо. Но таких семей в мире миллионы…
– И не во всех семьях, где погибает отец, вырастают дети-уроды, – закончил за него Баратов.
– Я не был так категоричен, – ответил Дронго.
– Этот негодяй хочет его разжалобить, – усмехнулся Тублин.
– Не думаю, – возразил Гуртуев, – ведь по материалам дела установлено, что отец Баратова действительно погиб, когда тому было только пять лет. Он говорит правду. Пока, во всяком случае.
– Конечно, наше финансовое положение изменилось, – продолжал Баратов. – По утере кормильца мы получали пенсию. Мама продолжала работать на комбинате в финансовом отделе. На похоронах ей обещали помочь, все только и говорили о героизме моего отца. Ну а потом все постепенно забылось. Прошло несколько лет, и уже никто не вспоминал даже его имени. Когда мне было десять лет, мы поехали на могилу втроем: мама, я и моя старшая сестра. Кроме нас, никого не было – даже из профсоюза, обычно присылавшего цветы. Просто сменились люди, пришли молодые, которые ничего не знали и не помнили про события пятилетней давности…
Он немного помолчал.
– Если вы думаете, что у меня была какая-то ненависть или злость к этим людям, то это не так. В детстве такие соображения не приходят в голову. Я и сейчас думаю, что, по большому счету никто ничем нам не был обязан. Никто, кроме Корнея Стасильникова… Но это уже другая история.
Где-то в третьем или четвертом классе у нас появился новый мальчик – Мурат, который рассказывал нам удивительные вещи. От него я впервые узнал в анатомических подробностях, как и откуда берутся дети. А в пятом классе он предложил нам собрать деньги и отправиться к знакомой проститутке, которой нужно было заплатить огромную по тем временам сумму – кажется, двести рублей. Я продал магнитофон, который прислал мне дядя из Германии, другие тоже что-то придумали – и мы трое отправились с Муратом к этой женщине. Сейчас я понимаю, как это было глупо. Но рядом со мной не было отца или старшего брата, с которым я мог бы посоветоваться. Хотя, наверно, я бы не решился рассказать им о подобном.
Мы собрали двести рублей, и Мурат повез нас в какое-то злачное место, к опустившейся женщине. Подозреваю, что он не дал ей все наши деньги, решив сэкономить столь бессовестным образом. И первым пошел к ней. За ним был мой товарищ Леня, который вышел оттуда в ужасном состоянии и отправился в туалет, где его долго рвало. Другой наш товарищ, Яша Хейфец, просто сбежал, не решившись зайти к ней.