А внизу была земля 2 - стр. 21
Умывшись, мы еще некоторое время бездельничали. Сидели в тенечке, слушая, как в ближайшей, расположенной от нас метрах в пятидесяти жилой палатке, похоже, тоже готовясь к обеду (в смысле ничего не делая), о чем-то громко спорили сирийские военнослужащие. Любопытно было бы знать, о чем именно, но, увы, языками мы не владели. А жаль. Может, что интересное узнали бы. Слушать надо было Ленина и «учиться, учиться и учиться».
Обед принесли и им, и нам одновременно. Сирийцы так и остались сидеть в палатке. Мы же, в отличие от них, решили покушать на свежем воздухе, под дававшим хорошую тень деревом, тем более что подул небольшой ветерок, принесший хоть какую-то прохладу. Мы вытащили столик, оба кресла, расселись как фон бароны и принялись вкушать поданные яства. Тем более что у повара блюда получились действительно вкусными.
Свист мины и последовавший за ним грохот вывели нас из благостного состояния. Я, даже не пытаясь определить, где именно произошел взрыв, мгновенно вскочил со своего кресла.
– В окоп! – крикнул и метнулся к нашей так вовремя выкопанной щели. Уже падая, краем глаза увидел, как ближайшую от нас белую палатку закрыл всполох огня, дыма, летящей в разные стороны пыли и земляной крошки. Взрывная волна ударила по ушам. Сверху сыпануло мелкими частицами грунта. Я упал на дно окопа, и тут же на меня свалилась тяжеленная туша Болотникова.
– Слез, зараза! – прошипел я, но, похоже, моих слов не требовалось, Илья зашевелился, без дополнительных подсказок отползая в противоположный край траншеи.
Мины продолжали лететь, по счастью разрывы уходили от нас все дальше и дальше, по ушам больше столь сильно не бухало, свиста осколков и вовсе почти не наблюдалось. Выждав некоторое время, я, слегка приподнявшись, поглядел в сторону Ильи, и моя челюсть отвалилась вниз – в руках мой зам держал тарелку с мясом. Заметив направленный на него взгляд, Болотников обиженно хмыкнул.
– А что? Мне все это бросать, что ли, было?
Его душевная простота поражала. Я не выдержал и заулыбался.
– Ну ты и балбес! – меня разбирал смех, наверное истерический, ведь взрывы по-прежнему продолжали звучать, хотя и воспринимались теперь как нечто далекое и потому нас не касающееся. Илья, совершенно не обращая на меня внимания, уселся поудобнее и, опершись спиной о земляную стену, принялся есть.
Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался.
– Блин, вот еще и лепешку потерял! – пожаловался Болотников, и я, не выдержав, прыснул.
– И чего смешного? – Илья, перестав жевать, с обиженной миной уставился в мою сторону. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы изобразить из себя устыдившегося и раскаивающегося грешника. Видимо, у меня это получилось – Болотников, сменив гнев на милость, со вздохом пожаловался: – А такая вкусная лепешка была…
– Хубз, – сверкнул я своими познаниями, неожиданно вспомнив название этой разновидности сирийского хлеба.
– Что? – не понял Болотников.
– Лепешка твоя, говорю, хубз называется, – пояснил я и, глядя, как сержант закидывает в рот очередную порцию пищи, невольно проникся завистью.
– Где нахватался? – Он, гад, жевал так смачно, что у меня потекли слюнки.
– Да как-то разговорник открывал, – пришлось признаться в истоках своих познаний.
– Поня-ятно, – протянул Илья, закинул в рот очередной кусок мяса и, не спеша выбираться из приютившего нас окопчика, принялся смачно его пережевывать. Мне тоже пока вылезать из нашего убежища не хотелось – вдруг еще какая шальная зараза прилетит? Но, с другой стороны, не сидеть же тут вечно? Мысленно вздохнув, я встал, уперся руками за стены окопчика и, подбросив тело вверх, выбрался на поверхность. Выпрямился, похлопал себя руками по бокам, отряхиваясь от пыли, и, взирая на своего зама сверху вниз, ненавязчиво уточнил: