А сыграйте что-нибудь повеселее! - стр. 4

– Нет. Позже поешь свою запеканку. Мне очень нужно, понимаешь?!

Вероятно, у меня было страшное лицо, потому что Леха понял. Он тоже заволновался, и мы вдвоем побежали к нему. Хотя «побежали» – это, конечно, не совсем верное слово. Мы мотались от стены к стене, ведь корабль швыряло уже не по-детски. Добравшись до Лехиной каюты, мы тут же включили комп.

Начали искать песню. Несмотря на функцию поиска, это оказалось непростым делом. В диджейском ноуте царил хаос. Треки зачем-то были переименованы и носили не свои обычные названия, а зашифрованные, непонятные даже самому владельцу.

– Так… ну еще вот в этой папочке давай поищем… Мм… нету… Наверное, тут.

«Ну все. Конец. Плакали мои денежки», – уж было подумала я, но тут Леха издал довольное междометие. Нашел!

Схватив ручку, я стала записывать текст. Получалось плохо: буквы растекались в разные стороны, кисть дрожала, и теплоход тоже.

Нацарапав что-то неразборчивое, я заторопилась наверх – в эпицентр шторма. Осталось лишь понять свои же каракули и мало-мальски попасть в мелодию витиеватого куплета. Вся операция по поиску текста заняла минут десять, но мне казалось, что прошла целая вечность. Зажав в руке заветный листок, я ворвалась в зал.

Пожилые немки все так же цедили колу с пивом. Бармен убирал с полок бутылки – в качку их всегда ставили на пол. Вадик сидел на сцене с мрачным лицом.

– Клиент не дождался. Уснул, мать его… – Он горестно кивнул в сторону Пиджака. Тот сладко спал, уткнувшись носом в подушку и пуская слюни на диванчик.

А ведь я так старалась! Уже визуализировала новое платье, которое смогу купить на «заячьи» деньги!

– Ребята, ура! Сегодня не работаем. Ожидается сильный шторм, – сказала Оленька, поднимаясь к нам по лестнице.

«Ну отлично! Хоть пережду тошниловку в каюте!» – подумала я.

Утром погода перестала злиться на людей. Из окна моей комнатушки, находящейся на главной палубе, был виден причал и зеленеющий лес. Валаам встречал нас солнышком.

Завтрак я благополучно проспала – невелика беда: каша и сладкий чай меня не прельщали. А несладкий на камбузе почему-то не подавали.

Заварив молотый кофе в чашке, я захватила пару крекеров и поднялась на среднюю палубу – подышать воздухом и насладиться незатейливой трапезой вдали от посторонних глаз. Я с удовольствием уселась за столик и стала наблюдать за жирной чайкой, которая горделиво расхаживала по бортику, всем своим видом демонстрируя, что ей плевать на мое печенье. По ее беспокойному глазу, скошенному в мою сторону, я понимала: она нагло врет. Стоит мне отвести взгляд хоть на секунду, нахальная чайка завладеет моим скромным завтраком.

Рядом, с гиканьем, носилось еще несколько ее соратниц. Они были не столь упитанны, как эта, и я напрямую связала уровень птичьей наглости с их весом. Внезапно чайка, сидевшая на бортике, спикировала мне под ноги, явно давая понять, что без добычи она не уйдет. «Ладно, кину ей один крекер, хотя это строго-настрого запрещено, – милостиво решила я. – Ой, все рассыпалось!» Кстати, сидеть на палубе артистам было нельзя. Рейсы, на которых присутствовали иностранцы, вообще накладывали на нас массу ограничений.

Птица ухватила кусочек печенья и взметнулась с ним в воздух. И очень вовремя. Потому что в этот самый момент дверь скрипнула и на палубе появилась директор круиза, Ангелина Любимовна – небольшая, юркая женщина с суровым лицом. Нрав директрисы был противоположен ее имени и отчеству. Во-первых, лично у меня даже рот не открывался назвать начальницу ангелом. Она была до чертиков изобретательна на разные нелепые правила: этого не делай, туда не ходи, здесь молчи. Во-вторых, артисты ее не особо-то и любили, хоть и уважали – за одно ценное качество: способность лихо и с неизменным хладнокровием разруливать любые вопросы. Именно поэтому мы называли ее «Железная Леди».