47 ронинов - стр. 33

Оиси собирался спросить жену, что сегодня на ужин, когда громкий вскрик снаружи заставил обоих бросить встревоженный взгляд на дверь. Кажется, бой шел уже не на шутку.

Шагнув вперед, Оиси отодвинул створку. Только теперь он увидел то, на что прежде из-за усталости не обратил внимания: противником его сына был Дзиннай – тремя годами старше, тяжелее и выше Тикары, да и с мечом он управлялся лучше.

Даже боккэн мог нанести серьезное увечье, а на мальчишках – то есть уже не мальчишках, мужчинах, снова напомнил себе Оиси, – не было обычной для тренировок защиты из стеганого войлока. Тикара полгода назад прошел гэмпуку, ритуал совершеннолетия, и теперь считался полноценным самураем, но с высоты собственного, более чем двадцатилетнего опыта Оиси понимал, что оба сражающихся еще только недозрелые юнцы. Говорят, душа мужчины – в его мече, а женщины – в ее зеркале. Однако Тикаре не мешало бы хорошенько взглянуть на себя в зеркало и надеть тренировочные доспехи, прежде чем вызывать на бой Дзинная. Наутро после гэмпуку мальчик не просыпается с силой и крепостью взрослого мужчины.

Наблюдая за поединком, Оиси удивился неожиданным успехам сына во владении мечом за последнее время. Тот явно держался куда увереннее прежнего, атакуя и парируя, – и все же преимущество было на стороне Дзинная.

От жестокого удара по плечу рука Тикары повисла плетью, он не мог больше защищаться. Оиси почувствовал, как тревожно застыла Рику, вышедшая во двор следом за ним, и сам бессознательно напрягся, словно готовясь встретить следующий собственным телом.

Однако Тикара, внезапно перекинув боккэн в левую руку, одним ловким, стремительным движением ударил противника по ногам и повалил на землю. Оиси был ошеломлен. Этого приема, так неожиданно решившего исход поединка, он никогда не видел раньше ни у кого из учеников мастера меча в замке Асано.

– Тикара!

Тот оглянулся, все еще захваченный своей победой, но окрик отца насторожил его. Он неловко застыл на месте, пока Дзиннай, удивленно моргая, с трудом поднимался.

Одним взглядом отпустив старшего из юношей, Оиси дождался, пока тот скроется из глаз, и повернулся к Тикаре.

– У кого ты этому научился? – задал он наконец мучивший его вопрос.

Тот заколебался, глядя на отца; огонек ликования в глазах потух, стоило ему почувствовать гнев в голосе Оиси. Опустив голову, он не сразу пробормотал:

– Ни у кого.

Ладонь жены чуть сжалась на плече Оиси, мягко, но настойчиво напоминая, что до сих пор он мог только гордиться сыном и должен наставлять его, а не обрушиваться с упреками.

Сохраняя на лице строгое выражение, Оиси все же не стал выпытывать ответ, хотя такой прием подходил только какому-нибудь ронину, самураю, не имевшему господина. Сейчас, когда настоящих битв давно не было, эти неумехи могли применять свои навыки исключительно в уличных потасовках. Вассала высокопоставленного даймё – да и вообще любого самурая, ценившего свою честь, – это было недостойно.

Оиси сделал глубокий вдох.

– Ты из благородного рода, – напомнил он сыну. – Мы не сражаемся подобным образом.

От гордости Тикары не осталось и следа, но на секунду Оиси показалось, что тот все же возразит отцу.

Вместо этого юноша только почтительно поклонился, приняв наставление с достоинством истинного благородства. Успокоенный, Оиси вернулся в дом.