30 вопросов, чтобы влюбиться - стр. 22
Ксюня никак не уберет дурацкую улыбочку с лица и смотрит так…
Аргкх! Чертова Анжелика! Чтобы Слава от нее всю жизнь шарахался!
– Знаешь, ко мне уже подкатывали девчонки, которые хотели со мной подружиться из-за Славы, – Ксюня, наконец, опускает глаза и вешает рюкзак на спинку деревянного стула, на котором сидит. – Но они такие… типа Коростылевой. Не пара моему брату. А ты, кажется, искренняя. Тебе я готова помочь.
Я разеваю рот невольно. Уж в чем, в чем, а в этом мне точно помощь не требуется. Господи, если Ксюня начнет это делать при Анжелике, мне крышка.
Вселенная, я уже спрашивала, во что вляпалась? Где мой ответ?!
– Ой, да что ты… Не нужно, – я встаю и начинаю ходить по комнате. Благо здесь больше места, чем дома, можно разгуляться. – Он меня уже отшил. Я это приняла. Тем более, у него есть девушка… Не буду им мешать…
– Девушка? – Ксюня таращит глаза. – Это он тебе сказал?
А что, нет? Люсе он тоже отказал, получается? Блин.
– Нууу… я это… сама поняла, – руки витают в воздухе где-то рядом с лицом, словно не мои. Я ими не управляю.
– Да нет у него девушки. Если ты про Белкину, то она застряла во френдзоне. И вряд ли оттуда выберется, – в голосе Ксюни чувствуется легкая гордость. И важность.
– Может, ты просто не знаешь? – выдавливаю последнюю попытку.
– Да знаю я все. Он же мой брат.
Она закатывает глаза. А я еще определяю, радоваться этой новости или нет. Может, если я принесу Анжелике благую весть, она будет ко мне снисходительнее?
Ксюня водит пальцем по столешнице и хихикает про себя. Я смотрю на нее с подозрением.
– Что?
– Да ничего, – она поджимает губы, но глазами уже щурится от смеха. – Я понимаю, любовь сводит с ума, но знаешь, нюхать кроссовки – это борщ.
И взрывается хохотом. Я сначала злюсь и сжимаю кулаки, а потом понимаю, что Ксюня при мне еще никогда так искренне не смеялась. Расслабляюсь и заражаюсь ее весельем. Действительно, со стороны ситуация ужасно глупая. Меня тоже пробирает смешинка. Мы обе очень долго не можем остановиться. Пока последние слезы не вытекают из глаз. И животы не начинают болеть.
Отойдя от смеха, Ксюня подходит к выброшенному мной тюлю и спрашивает:
– А какой фасон ты хочешь?
Я выдыхаю остатки смешинки и плетусь за ней к зеркалу.
– Не знаю. У меня такая конституция антиуниверсальная. Мало что подходит.
– Ты стройная зато, – Ксюня с завистью скользит взглядом по моей фигуре. Мне неловко. Спешу оправдаться.
– Слишком. Все хорошо в меру. Вот как у тебя.
Ксюня опять розовеет и улыбается, не по-идиотски, а благодарно.
– Мне кажется, тебе только талию надо подчеркнуть, и тогда будет огонь, – замечает она вдохновленно и оглядывает меня в зеркале.
Да, я как раз этого и добиваюсь. Но тюля мало, чтобы получить пышную юбку. Верх я уже решила сделать из гардин. Они жаккардовые, бежево-розовые с крупными цветами и непонятными завитушками. Не элегантно, зато ярко.
– Как думаешь, все поймут, что это шторы? – спрашиваю у Ксюни удрученно.
– Ну, даже если и поймут, что с того? По-моему, это круто самой сшить себе платье. Хоть из чего.
Мне очень хочется с ней согласиться, а внутри что-то мешает. Застряло и все, не идет дальше. Но мы все равно кучу времени убиваем на то, чтобы придумать фасон.
Ксюня старается, ходит вокруг меня, осматривает внимательно. Вероятно, ищет, за что зацепиться, но я со всех сторон плоская. Она помогает перематывать тюль и плотную занавеску. Придерживает где надо, открыто критикует, если ей не нравится.