1000 боевых вылетов. «Ночной ведьмак» - стр. 25

Заснеженными полями бредем от аэродрома в сторону Медыни. Читаем увлекательную книгу следов, находим места жировки, распутываем длинные цепочки заячьих прогулок, разбираемся в скидках, в двойках, тройках, находим лежки… и притороченные к ремням тушки уже дают себя знать. И чертовски тяжелым кажется мой трофейный карабин. А Михаил неутомим. Его тянут вперед все новые и новые следы. С пригорка мне отчетливо видна его поджарая фигура, туго перетянутая в поясе широким ремнем, длинные ноги будто не чувствуют глубокого снега, не ощущают усталости. Михаил уходит все дальше вперед. Но что там такое? Что за проволока тянется за его сапогом? А вдруг?.. Страшная догадка заставляет меня кричать изо всех сил:

– Сто-ой! Михаил, стой!

– Чего-о? Что-о случилось?

– Стой! Проволока!

– Подумаешь, невидаль!

Михаил садится прямо на снег, распутывает с сапога проволоку и тянет ее на себя. Из-под снега появляется черный двурогий стакан противотанковой мины.

– М-мда… – цедит сквозь зубы Михаил. – А ведь могла… Наверно, замерзла, как думаешь?

– Отходи!

Я тщательно прицеливаюсь и плавно, как на учении, нажимаю спуск. Взрыв поднимает в воздух столб талого снега.

Охотиться нам уже не хочется. Выходим на ближайшую дорогу и, посматривая под ноги, идем к Медыни.

Остатки прежнего города поднимаются из сугробов. Красная кирпичная кровь, обугленные, закопченные стены домов мертвого города вытянули к небу обожженные руки. Или это остатки печных труб? Руки! Руки города-трупа… К чему молчаливо взывают эти скрюченные останки, эти уничтоженные творения людей? К проклятию или возмездию?

Мертвый город раздвигает навстречу раны-улицы, он еще дышит зловонной гарью пожарищ. Нет, он повержен, но не умер. Люди не дадут ему умереть. Вон кто-то разгребает обгорелые бревна, а там из землянки струится мирный дымок. Жизнь! Жизнь возвращается в разбитый город. И не ушла еще смерть. Вон она – на площади. Подходим к виселице, сколоченной из свежеструганых досок и ядреных смолистых бревен. Качаются на ветру веревочные петли. Это тоже надо запомнить…

Много дней мы ходим в столовую и спотыкаемся на обледенелом сугробе перед входом. Вот и теперь вместе со своими охотничьими трофеями я растянулся на этом злополучном сугробе, и Михаил помогает мне подняться, не забывая чертыхнуться в адрес командира БАО[4] – приказал бы срыть!

Казалось бы, не такой уж значительный случай, чтобы остаться в памяти. Но ночью пошел дождь. Первый весенний дождь! И под его теплыми струями вдруг осел снег. Талая вода размыла сугроб у входа в столовую. Из-под снега вдруг показалось тело женщины. Труп еще не успел оттаять, и тело женщины сохранило свои формы – страшные в неприкрытой наготе. Отчетливо видно маленькое отверстие под левой грудью. Никто из жителей деревни не опознал женщину. Ее похоронили в мерзлой земле сельского кладбища. А меня долго не покидало жуткое видение этого сине-желтого тела и нескольких капель весенней влаги в мертвых глазницах. Кто же она? Одна двухсотмиллионная населения страны… С математической точки зрения не так уж и много. Но там, на сельском кладбище, осталось прекрасное творение природы, созданное для жизни, для продления жизни на земле! Женщина, любившая свою Родину. За это-то и отняли враги ее жизнь…

В нашей стране есть множество памятников погибшим воинам, во многих городах имеются памятники Неизвестному солдату, но нет еще памятника просто Человеку, который погиб за любовь к Родине, который был среди живых и затерялся в тяжелом списке мертвых.