Зыбкие осколки. Книга историй - стр. 2
К отвесному боку кашалота была пристроена хлипкая деревянная лестница, явно новодел, возведенный на скорую руку мародерами. Хашашин задрал голову, оценивая масштабы предстоящего восхождения, затем угрюмо вздохнул и начал рискованный подъем. Начиная с высоты метров двухсот лестницу начало нещадно раскачивать – встречным потоком воздуха, в такт изгибам кита, от малейшего движения самого наемника. До вершины подъема, нижней смотровой площадки города, оставалась еще где-то сотня метров, когда ненадежная конструкция протяжно заскрипела и начала рассыпаться. Деревянные обломки посыпались вниз, после долгого полета разбивались о бетон плавника или, сносимые ветром, улетали в бесконечно долгий полет через облака. Цепляясь хваткими пальцами за неровности и наросты на теле кита, хашашин сумел не сорваться в бездну, но несколько секунд он был на грани. Впрочем, ему было не привыкать – игры со смерти были даже не профессией, а всей его жизнью. Ловко карабкаясь по отвесной стене, он наконец преодолел последние метры и вылез на рубиновую городскую мостовую.
Несколько минут посидел, привалившись к каменному парапету, переводя дыхание. Затем встал, оправил сложные складки тканей и внимательно осмотрелся. От достаточно широкой площади, в центре которой он очутился, отходили два просторных прямых проспекта и несколько извилистых узких проулков; все они шли под значительным уклоном вверх. Немного поразмыслив, хашашин выбрал один из проулков, змеившийся по направлению к центральной ратушной площади. Хоть город и казался абсолютно пустынным, лишняя осторожность – никогда не лишняя. Быстрым крадущимся шагом наемник потрусил по светящимся красными всполохами в бликах заходящего солнца рубинам мостовой, прижимаясь к стенам домов.
Раньше, когда хашашин только брался за этот заказ, он смотрел на предстоящее задание с обычным для него холодным безразличием, лишенным каких-либо эмоций (заказ как заказ, подумаешь, сколько всего было за его длинную жизнь), то теперь, оказавшись один на один с этим странным городом-призраком, он почувствовал себя до крайней степени неуютно. Да что там неуютно, его беспрестанно трясло от какого-то липкого, мерзкого ощущения одиночества, но одиночества не блаженного, как когда он возвращался в свой уединенный дом на скале после успешно выполненного задания и отдыхал за чтением или тренировками, а тоскливого, гнетущего чувства, будто он навсегда один и это никак не исправить. Ему вдруг подумалось, что это он ощущает тоску и боль одинокого, замученного, безумного кита, спину которого он топтал.
Когда вся эта буря эмоций достигла своего апогея, и хашашина накрыло волной неподконтрольной паники, он остановился. Где-то на краю сознания слабо билась последняя здравая мысль, что в таком состоянии от него будет очень мало толка, а задание надо во что бы то ни стало выполнить. Он сел прямо на холодную полированную мостовую в позу для медитации и начал очищать бьющееся в ужасе сознание, медленно вдыхая и выдыхая, сконцентрировавшись на узоре своей туники. Через минут десять он ощутил, что всегдашнее его состояние полного эмоционального покоя вернулось. Всепоглощающие панические атаки прекратились, он взял их под контроль и превратил в маленькую спокойную мысль: «это просто очень странное и одинокое место, как кладбище, только само это кладбище тоже мертвец». Теперь можно было продолжать путь. Он и так слишком много времени потратил на это задание, учитывая то, сколько он просидел в библиотеках, изучая историю и планы города, и сколько он его искал.