Звон теней - стр. 8
А право у советского писателя пред лицом редактора было только одно: забрать рукопись и уйти вон. Больше никаких прав не было. А редактору на автора было глубоко плевать, если только не начальство литературное. Прибежит, родимый, куда он денется, в затылок очередь жаждущих дышит.
И все-таки книга вышла. И было Стрижаку в те поры всего тридцать один год. Для семидесятых – мальчишка, выскочка, самородок.
И когда ему говорили друзья:
– Алька, ну все-таки оченно она у тебя эта вся книжка советская, и главный герой твой Шурка этот Дунай такой вообще отличник боевой и политической подготовки. —
Он отвечал, светло улыбаясь:
– Дураки, верхом на Шурке Дунае я въеду в большую литературу, как на белом коне!
И добавлял:
– Не читали вы книг о современном флоте, не тонули в розовых соплях. Замполита на вас хорошего не было.
Ты мог не интересоваться КГБ, зато оно всегда интересовалось тобой.
Историко-партийная редакция «Лениздата» – объект очень идеологический. Там проходит и сортируется поток неоднозначной информации.
Ветераны войны с нездоровым умом и вывихнутой памятью несли мемуары, и за стаканом редакционного чая перевирали государственные тайны. Что в сорок первом году иногда сдавались целыми полками, строем и с развернутым знаменем. Что разведгруппа могла в полном составе уползти к немцам и сдаться. Что в сорок пятом в Восточной Пруссии могли танком проехать по колонне беженцев, а немок насиловали только так. Что СМЕРШ пытал и расстреливал невинных – а по тупости, по инструкции, или для примера – чтоб боялись. Валили это все из доверия, как своим, не для печати.
Так что редакторы, люди проверенные и советско-правильные, невольно проникались через излишнюю информацию некоторой излишней широтой взглядов. И начинали подумывать что не надо и почитывать чего не велено. Наживали профессиональное двуличие.
Вот так Алька получил на прочтение «Зияющие высоты» Зиновьева, которые мы вместе читали у него на кухне и ржали от наслаждения. От него я получил на сутки «Лолиту» издательства YMKA-Press и «Архипелаг ГУЛАГ» на ночь.
Вскоре его и пригласили на Литейный побеседовать. Кто что говорит в редакции, да не носит ли кто книжечки антисоветские, да может кто из авторов придерживается в душе взглядов не наших? То есть стук был, но конкретики не предъявили.
Мы с его женой ждали дома. Он приехал сероватый и влажноватый, выпил стакан «Столичной» залпом, закурил и сказал:
– Ну что, – сказал он. – Все мы, конечно, здоровые ребята со стальными нервами, но когда доходит до дела, что я скажу. И улыбчивый такой парень сидит, ненамного меня старше. И все знают, суки! Такое ощущение, что стучат у нас все. Выпил я графин воды, выкурил пачку беломора, перебрал все варианты, что я буду делать, когда откинусь с зоны, больше пятерки за хранение и разговоры вряд ли дадут, и вышел через два часа в мокром пиджаке. Уж больно было неохота опять со дна подниматься. Даже бутылку взять сразу не сообразил, домой поехал.
Он выпил второй стакан, закурил и сказал:
– Так что я, герр лагерфюрер, и после второй не закусываю. Аппетита нет.
И только тогда мы начали ржать.
Сейчас союзов писателей много, и ни один на фиг никому не нужен. А при Советской власти это было ого-го. Ало-вишневые корочки с золотым гербом хранятся у меня на память, там подпись генерал-майора КГБ Юрия Верченко – второго, рабочего секретаря Союза писателей СССР.