Звезды в твоих глазах - стр. 8

сменилась вечерним променадом вдоль залива. Он называл меня Медузой (из-за кудрявых темных волос), я его – Гримом, то есть Зловещим (потому что он гот). Мы всегда и везде были вместе. Неразлучные друзья.

Пока в прошлом году жизнь не переменилась.

Собрав всю свою храбрость, я поправляю очки, надеваю официальную улыбку и говорю:

– Привет.

Он в ответ дергает подбородком. И не удостаивает меня больше ничем. Когда-то он доверял мне свои тайны, а теперь даже не снисходит до того, чтобы открыть рот и поздороваться. Я думала, что в какой-то момент рана затянется, но боль так же остра, как и раньше.

Новый план: не говорить ему больше ни слова, вообще не обращать внимания на его присутствие.

– Малыш, – обращается Санни к Леннону, распаковывая штуковину, по виду напоминающую лубрикант для занятий сексом, – какая рок-звезда откусила голову летучей мыши? Твоя вторая мамочка, не столь компетентная в данном вопросе, утверждает, что это Элис Купер.

Мак изображает на лице обиду и тычет пальцем в меня:

– Эй, ребята, Зори ведь тоже так думает!

– Но при это ошибается, – пренебрежительно бросает Леннон своим хриплым, глубоким голосом.

Ощущение такое, будто он говорит, сидя в мрачном, бездонном колодце. Еще одна фишка в Ленноне, которая сводит меня с ума. У него не просто хороший голос – он у него обольстительный. Мощный, уверенный, глубокий и в целом слишком сексуальный, чтобы в его присутствии чувствовать себя комфортно. Так обычно говорят злодеи за кадром или дьявольские радиокомментаторы. От него у меня мурашки идут по коже, и тот факт, что он по-прежнему производит на меня такое впечатление, вызывает в душе волну возмущения.

– Это Оззи Осборн, – сообщает он…

– Ха! – победоносно восклицает Санни в адрес Мак. – А я что говорила?

– Я лишь выбрала наугад одно имя из двух, – говорю я Леннону, чуть сердитее, чем мне того хотелось бы.

– Хреново выбрала, – со скучающим видом отвечает он.

Это уже оскорбление.

– С каких это пор меня считают специалистом по дурному обращению с летучими мышами на рок-концертах? – спрашиваю я.

Это скорее его фишка.

– От тебя никто не требует тайных, сокровенных знаний, – отвечает он, откидывая пальцем с глаза искусно взъерошенную челку, – это банальная поп-культура.

– Ага, жизненно важная информация, необходимая, чтобы поступить в любой университет, куда я захочу. Надо будет запомнить – вдруг этот вопрос попадется, когда буду сдавать выпускные экзамены?

– Жизнь – это не только экзамены.

– У меня хотя бы есть друзья, – говорю я.

– Полагать, что Рейган с ее прихлебателями тебе действительно друзья, с твоей стороны печальное заблуждение.

– Ни хрена себе, – бормочет про себя Санни, – эй, молодые люди, может, вам лучше уединиться в каком-нибудь отеле?

У меня вспыхивают щеки…

Только не это. Нет, это не стычка из разряда ты мне тайно нравишься. Это стычка из разряда я тебя тайно ненавижу. Конечно-конечно, я не слепая: губы, волосы, баритон – он действительно привлекателен. Но в тот единственный раз, когда наша дружба, теперь уже бывшая, рискнула заступить за романтическую линию – позже мы назвали тот период Великим Экспериментом, – я возвращалась домой, выплакав все глаза, пытаясь взять в толк, что и когда пошло не так.

Но так ничего и не поняла. Хотя догадки на сей счет у меня есть, причем самые что ни на есть замечательные.