Звёзды светят всем - стр. 12
– Ну ты, басенник, забыл, что ли, слова военврача? – усмехнулся Забарела. – Если невмоготу, выйди из штольни и дыми.
– Пойдем, я составлю тебе компанию. От этих запахов бинтов и бензиновой гари трудно дышать, – поддержал Игнатова Сеньков, поднимаясь с чурки.
– Я тоже с вами, иначе от этих стонов и криков мозги сведёт, – присоединился к ним Степанков.
– Идите, только не долго, – согласился Забарела. Затем, подняв оставленную Алхазуром деревяшку, стал ее рассматривать, пытаясь определить, что тот задумал из нее выстругать. И неожиданно для себя разглядел в ней будущую фигурку воина… «Надо же, думал – вот чудак этот горец, на отдыхе постоянно что-то стругает и стругает, словно кинжал на остроту проверяет или руку для удара тренирует, а он, оказывается, фигурки вырезает. Надо будет отдать ему эту заготовку, пусть закончит работу», – порассуждал Забарела и, увидев возвращающихся разведчиков, засунул деревяшку в голенище сапога.
В этот момент из палатки показалась медсестра и усталой походкой направилась к ним. Бойцы вновь обступили ее.
– Ваш майор будет жить, мы успели сделать переливание и бок заштопали, но правую руку пришлось ампутировать выше локтя.
После этого сообщения она умолкла, а собравшийся было что-то сказать Степанков так и не решился это сделать.
Первым паузу прервал Забарела:
– Ничего, главное, будет жить, а насчет руки… майор и одной сможет бить фашистов! Я прав, ребята?
Разведчики дружно закивали, а Степанков ещё уточнил:
– Тем более, комбат левша.
– А он пришел в себя? – спросил Забарела.
– Да, но очень слаб. Правда, скоро поймет, что с ним произошло, и растеряется, будет очень страдать, так что приходите. Поддержка боевых товарищей ему очень понадобится, – сочувственно посоветовала медсестра, знающая не понаслышке, как страдают мужчины, еще вчера бывшие крепкими и здоровыми, осознав, что стали калеками…
– Обязательно придём, завтра же придём, – словно договорившись, хором произнесли разведчики. При этом каждый из них наверняка подумал, что война для комбата сегодня закончилась, хотя им трудно было представить, что это возможно, поскольку знали его характер настоящего воина.
– Я расскажу ему, как вы переживали за него, – улыбнулась медсестра и направилась в палатку.
– Обязательно скажите, обязательно! – снова в один голос произнесли разведчики и пошли к выходу из штольни.
– А как там сержант? – спросил старшина, обернувшись к медсестре.
– Восстанавливается, отпустим через пару часов.
– Ему, наверно, заместо высосанной из него крови налили красное вино, и он сейчас балдеет, – хохотнул Степанков.
– Дурак ты, братец, как погляжу, ведь знаешь же, что даже свои наркомовские сто он нам отдаёт, а ты «вино налили», – грубо упрекнул его старшина.
– Ну, наконец-то и ты по-настоящему ожил, – рассмеялся Степанков, – а то мог бы на ходу заснуть.
– Все, хватит балагурить, – скомандовал Забарела, рассматривая в бинокль развалины домов, через которые им надлежало пробираться к месту дислокации батальона.
Ближе к вечеру к ним, уже успевшим похоронить Ловчева и связиста, присоединился и Алхазур. Присев рядом со своими товарищами, гревшимися у замаскированного от фашистских наблюдателей огня в расположении взвода истребителей танков, не торопясь рассказал, что заходил к комбату.