Звезды для моей герцогини - стр. 17
Подруга порывисто обнимает меня. Вражда забыта.
— А что насчет тебя? Когда ты уже сблизишься с Фицроем? — в Шелти проснулась ее обычная игривость.
А я почувствовала, что краснею.
— Когда король разрешит.
— Тебе нужно брать дело в свои руки! В конце концов, если ты забеременеешь, не убьет же он мать своего внука!
— Тише, Шелт, — я перехожу на громкий шепот. — Королева может услышать!
— Точно, прости, — шепчет она. — Но подумай всё-таки над тем, что я сказала.
— А ты подумай, как бы самой не забеременеть от Гарри. Он женат! Вот твои родители обрадуются внуку-бастарду, да? Лучше на Клере сосредоточься.
— Клер милый, но с ним не так весело, как с Гарри, — Шелт блаженно улыбается. — И бастарды иногда играют не менее важную роль, чем законные дети, уж тебе ли не знать.
— Всё, пойдём к королеве, — говорю я и отворяю дверь вместо нее.
Из комнат доносится тихий смех. Пахнет целебными травами. Мы находим королеву сидящей у камина, а Пуркуа спит у нее в ногах, свернувшись калачиком. Напротив Анны сидит Марк Смитон — ее любимый лютнист. По мне он довольно ушлый фламандец, но играет и правда божественно.
— Как вы себя чувствуете, Ваше Величество? — я делаю реверанс. — Могу ли я сделать что-нибудь для вас?
Она с некоторой неохотой перевела взгляд с лютниста на меня.
— Милая, присядь, послушай Смитона. Он сегодня превосходит сам себя.
Мы с Шелти садимся. Музыкант ударяет по струнам. В мелодии, которую он играет, переплетаются нежность и страсть. Королева не отводит от него восторженных глаз.
Анна любит людей искусства, а они любят ее. Томас Уайетт все свои лучшие стихи посвятил ей. Еще один женатый поэт, который пренебрегает супругой ради других женщин. Повезло мне, что я замужем за герцогом, а не поэтом.
Когда мелодия заканчивается, Анна тихо хлопает.
— О чем вы сейчас играли? — спрашивает она Смитона.
Он наклоняет голову так, что его темные кудри свисают на бок, и восхищенно смотрит на нее.
— Это история о женщине, — говорит он с очаровательным акцентом, — которую любит один музыкант. Она прекрасна, и он готов отдать ей свою жизнь, но она недоступна для него. Парит так высоко, что не удостоит музыканта и единым презрительным взглядом, который был бы для него как глоток воды для умирающего от жажды.
У Анны загорелись глаза.
— О, какая печальная история.
Она наклоняется вперед и кладет руку на плечо Смитона.
— Прошу, сыграйте что-нибудь еще. И спойте! Ваш талант исцеляет меня и придает сил.
Смитон и заносит руку, чтобы начать новую мелодию, а Анна поворачивает к нам, будто только что вспомнила, что мы здесь.
— Мэри, твой цветущий вид вдохновил меня дать тебе свободу. Не к чему тебе томиться тут со мной. Иди, посмотри лучше на теннисный матч, а не на больную королеву.
Ее недомогание выдают синяки под глазами, но даже они ее красят. Она переводит взгляд на Шелти. Потом снова на меня.
— Я слышала, сегодня играют граф Суррей и герцог Ричмонд, — Анна лукаво улыбается. — Думаю, вам обеим будет интересно на это взглянуть.
Она выделила слово «обеим». Что ж, королева тоже уже в курсе похождений Шелти и моего брата. Я смотрю на подругу и вижу на ее лице то же выражение, которое ощущаю на своем.
Волнение. Ожидание. Азарт.
Королева смеется.
— Идите уже!
Когда дверь за нами закрывается, мы с Шелти переглядываемся. Она ухмыляется. Я улыбаюсь ей в ответ. Мы срываемся с места и наперегонки бежим к лестнице, легонько толкая друг друга, чтобы поскорее попасть на теннисный двор.