Звёзды бездны. Зенит и Горизонт - стр. 4
Она поднялась, натянула форменный комбинезон, ткань которого скрипела под пальцами, и шагнула в коридор. Металлические стены отражали её шаги слабым звоном, воздух был пропитан запахом озона и едкой пыли, оседавшей в горле. «Зенит» жил своей усталой жизнью – дрожь пробегала по полу, тонкая, как пульс, и лампы мигали, отбрасывая блики на панели, покрытые мелкими трещинами. Это место отличалось от орбитальных баз, где она бывала раньше, своей глубиной, своей тяжестью, ложащейся на плечи незримым грузом.
В главном зале её ждал Велан. Он стоял у терминала, руки скрещены, взгляд прикован к экрану, где Бездна струилась световыми нитями, медленными и живыми. Его фигура излучала холодную твёрдость, но Артада заметила, как побелели костяшки его сжатых кулаков, будто он сдерживал бурю внутри.
– Медлишь, – бросил он, не оборачиваясь, голос сухой, как ветер пустошей.
– Три минуты, – ответила она, подавляя раздражение, кольнувшее грудь. – Это не задержка.
Велан повернулся, и его глаза прошлись по ней, острые, как луч, вырезающий металл.
– Здесь каждая минута – грань. Бездна не ждёт твоего пробуждения. Садись.
Артада заняла место у терминала, пальцы легли на сенсорную панель. Экран вспыхнул, поток данных хлынул перед глазами – частоты, спектры, линии контура. Её учили замечать малейшие сдвиги, но мысли ускользали к сну. Сияющий океан. Его волны были знакомы, будто эхо чего-то, что она видела раньше. Она бросила взгляд на панорамное окно – Бездна пульсировала, и в её тьме мелькнуло движение, подобное танцу воды под звёздами.
– Задумалась? – голос Велана резанул воздух, он стоял за спиной, слишком близко, и её плечи напряглись.
– Нет, – солгала она, заставляя пальцы двигаться по панели, вычерчивая ровные линии. – Всё стабильно.
– Стабильно, – повторил он, и насмешка скользнула в этом слове, тонкая, как лезвие. – Первый день, а ты уже судишь? Сосредоточься. Бездна не терпит отвлечений.
Артада стиснула зубы, но промолчала. Велан видел в ней инструмент, отточенный и безупречный, её навыки – лишь звено в системе, держащее тьму в узде. Но чем дольше она смотрела на экран, тем яснее ощущала – станция жила. Дрожь под ногами усиливалась, слабая, но настойчивая, и ладони стали влажными. Это было не в цифрах, не в линиях. Это было в воздухе, в металле, в её венах.
День растянулся, как тень в пустоте. Учёные – двое, мелькнувшие вчера, – работали в соседнем отсеке, их присутствие выдавали лишь шорох ткани да стук клавиш. Они не смотрели на неё, не нарушали тишину, и Артада начала подозревать, что молчание здесь – не выбор, а броня. Велан подходил к её терминалу, проверяя записи, и с каждым разом его взгляд тяжелел, будто он искал в ней слабину.
– Ты читаешь слишком медленно, – заметил он ближе к вечеру, когда свет ламп стал тусклым, а станция погрузилась в полумрак. – Пропустишь сдвиг – и контур дрогнет.
– Не пропущу, – ответила она, и вызов мелькнул в её голосе, острый, как искра. – Но эта дрожь… Она не в норме. Вы её слышите?
Велан замер, и на миг его лицо напряглось, будто она коснулась запретного. Он быстро взял себя в руки, стряхнув тень с глаз.
– Это станция. Металл, генераторы. Обычное дело. Не выдумывай.
Он ушёл, оставив её с чувством, что она ударилась о стену, холодную и непроницаемую. Артада откинулась в кресле, глядя на экран. Цифры текли ровно, но дрожь не стихала – слабая, как шёпот под кожей. Она закрыла глаза, и сияющий океан из сна вспыхнул перед ней, волны его шептались, касаясь разума. Пальцы сжались в кулаки. Это не усталость. Это нечто большее.