Звездный табор, серебряный клинок - стр. 15
Я начал плакать. Я всегда был чересчур раним, иногда слезы навертывались мне на глаза перед телеэкраном в момент счастливой развязки самой наибанальнейшей мелодрамы. Даже индийской. Но в подобных случаях я старался прятать свою сентиментальность от окружающих. Здесь же скрываться было не от кого. Да и основания для расстройства были более, чем серьезные. Так что поревел я вволю.
Самое ужасное, кстати, состояло в том, что я понял: оказывается, не отдавая себе отчета, я разработал для себя схему, благодаря которой мог без слез вспоминать о родителях, о друзьях, об Ольге… Она заключалась в том, что, не появись пришельцы из будущего, и не спаси они меня, я бы погиб. И никому от этого было бы не лучше. А отсюда, то, что я спасся – радость. Жаль, что об этом не знают мои близкие, но если бы узнали, это была бы радость и для них. Так что, можно считать, что живу я теперь и для них тоже, и род наш продолжу. А раз так, то и горевать – глупо. Но теперь эта схема сломана. Всё тщетно. Пусть и не по своей воле, но выходит, что я снова всех подвел…
Я плакал навзрыд, когда почувствовал, что кто-то коснулся моей ноги. Я протер глаза. Передо мной сидела здоровенная крыса. Я брезгливо отдернул ногу. Крыса отскочила в сторону, но уходить не собиралась. И смотрела она на меня как-то нехорошо. То есть, наоборот, уж слишком радостно. Если бы она умела говорить, она бы, наверное, восклицала: «Как много еды! Как мне повезло!..»
Тут я подумал: раз эта крыса откуда-то пришла, значит выход есть! Я схватил металлическую болванку и запустил в крысу, стараясь не упускать ее из виду. Но чуда не случилось. Крыса юркнула в ту самую отдушину в полу, о существовании которой я прекрасно знал и без нее.
Я вновь прикрыл глаза. И понял, что хочу спать. Что ж, это хорошо. Во сне хотя бы не чувствуешь голода. Время пройдет незаметно, и, кто знает, может быть за мной все-таки придут… Но крыса!
Я встал и заложил вход в ее нору несколькими железяками. Отодвинуть их зверюге будет не под силу. Вернувшись на место, я почти сразу уснул, отметив, что с начала моего заточения прошло уже больше двенадцати часов.
Проснулся я от того, что почувствовал, как кто-то легонько теребит меня за плечо. Я вскочил, но, где нахожусь, сообразил не сразу. А в еще большее замешательство привело меня то, что я увидел прямо перед собой.
Это была женщина. Похоже, молодая. Но ужасно безвкусно одетая и размалеванная. От ее цветастых юбок исходил кисловатый запах давно не мытого тела. И она прижимала к губам палец, призывая меня молчать.
– Тс-с, – прошептала она. И добавила с сильным акцентом: – Роман Михайлович.
При этом в моем отчестве она сделала ударение на «о».
– Да? – так же шепотом отозвался я.
– Роман Михайлович, – повторила она так, словно пробовала эти слова на вкус. А затем протянула мне сверток, который до этого держала подмышкой.
Это была одежда и провизия. В первую очередь я конечно же накинулся на пищу, разрывая упаковки из тонкого пластика, доставая и жадно запихивая в рот хлеб, вареное мясо, сыр, какие-то фрукты и что-то еще, природу чего я не понял. Но это было не существенно. Главное, что это была еда!
Утолив голод, я развернул одежду. Какой-то клоунский наряд. Мятые зеленые штаны с золотыми лампасами и черная, покрытая аляпистыми красными петухами рубаха с кружевами на рукавах и на воротнике. Женщина умоляюще свела брови, и я понял, что одеть все это необходимо, иначе она меня спасать не станет.