Звёздный Спас - стр. 26
Кеша молча спрятал изображение во внутренний карман пиджака. Встал. И, захватив чистый лист бумаги (прежде на нём было исчезнувшее письмо Богдана Бонифатьевича), подошёл к столу, на который указал Зоро, и недолго думая положил его на край стола, придавив рукой. И сразу же на листе выступили уже известные строчки руководителя лаборатории, рекомендовавшего Кеше немедленно явиться на кафедру.
– Как это?! – удивился Зоро.
Неожиданно у них за спиной вырос охранник в жилете, потребовал письмо. Кеша, не возражая, отдал, заметив, что письмо сугубо личное.
– Сугубо личные письма мы возвращаем, – парировал охранник и поторопил их – уже все вышли в коридор, а они мешают обслуживающему персоналу вывозить из лаборатории подопытных животных.
Слово «животных» резануло слух. В применении к столь милым и маленьким существам оно воспринималось неотёсанно грубым, но Кеша воздержался от каких бы то ни было замечаний, промолчал. Он не хотел раздражать охранников, более того, побаивался какой-нибудь неосторожностью навлечь на себя их гнев и таким образом подставить Фиву. Ведь её изображение на фоне лаборатории находится не где-нибудь, а у него в кармане. Вдруг его пропустят через сканер, умеющий всё считывать?
В коридоре, как только уединились, Зоро напустился на Кешу:
– Зачем отдал письмо? Прежде чем вернуть его, они поинтересуются – кого именно Богдан Бонифатьевич посылал к тебе? Это же элементарно, Кеша.
Впервые Зоро оживился, в глазах блеснули весёлые огоньки. Было понятно, почему он повеселел. Кешу осенило.
– Помнишь сны, которые у нас были одинаковыми, ты ещё шутил о родстве душ, о психологических близняшках?
Ничего в жизни Кеша не желал сейчас так страстно, как подтверждения факта, которого никогда не было, но который в бесконечности времени, конечно же, был, повторялся в его реинкарнации множество раз.
– А в чём дело?
– Дело в том, – сказал Кеша, – что настоящий виновник неотправленного письма и вообще всего происшедшего в лаборатории – ты, Зиновий. Точнее, твой экстрасенсорный дар.
– Как это? Я бы знал о своих возможностях.
– Совсем не обязательно, – безапелляционно заявил Кеша. – Мы все здесь такие. Когда-то каждый из нас ничего не подозревал о своих возможностях. А потом вдруг раз – и точка. Ты ведь не сразу обнаружил способность просвечивать взглядом, словно рентгеном? Так и здесь.
– Нет, не так, – возразил Зоро. – Тогда я в колодец упал, это было в пятом классе, я даже число помню – пятое августа.
Кеша весьма некстати засмеялся. Зоро обиделся, мол, чего смеёшься?
– Завидую, – нагло соврал Кеша.
На самом деле он засмеялся оттого, что прозрел. На какую-то долю секунды увидел загадочного старца в длинных золотисто-голубых одеждах с капюшоном на голове. Ощутил прикосновение жезла, который, потрескивая, зашипел на Кешином темени, словно опущенный в воду раскалённый металлический прут. Услышал убаюкивающий голос матери.
– А вы, Досточтимый Отец, и затворы запечатайте. Сделайте привязку к тому, что никогда не случится, например к ускорению земного времени. Только тогда пусть затворы рухнут…
Вот оно, вот оно в чём дело, обрадовался Кеша. Кажется, все «необъяснимости», которые терзали его, наконец-то сами собой разъяснились. Это же очевидно, что для экстрасенсорных способностей, дремавших в нём, таким «колодцем» стало землетрясение. И в итоге – ускорение земного времени. Раньше Кеша не мог видеть невидимого мира, так сказать, поезд шёл слишком медленно. Теперь время ускорилось – веселей побежали вагоны, и в просветах между ними вполне различимо предстал прежде не видимый мир. Более того, этот новый мир можно было не только видеть, но, наверное, и входить в него?! Во всяком случае, жёлтенький лоскуток, пахнущий экваториальным морем, давал надежду. Даже не лоскуток, а что-то в самом Кеше, вдруг включающееся во сне.