Размер шрифта
-
+

Звезда Гаада - стр. 11

– За сколько продашь?

– Продай!

– А за сколько купите?

– Два медяка! – предложила одна.

– Три медяка! – торопливо сказала другая.

И они сердито уставились друг на друга.

Подошли ещё несколько женщин, привлечённые их криками. И стали торговаться, переругиваться друг с другом. На шум собрались другие возможные покупательницы. Самым лучшим предложением было восемь медяков. Больше восьми давать или не могли, или не хотели.

– Десять! – прокричал молодой торговец. И показал мне крупную монету.

Эх, надо было все монеты из кошеля рассмотреть, тогда бы разобралась в их числах!

Лица возможных покупательниц, увидевших его медную монету, стали унылыми. Уж им-то известно, больше предложенное им или меньше. Но жадность заставила меня поинтересоваться, даст ли кто-то больше.

Кто-то предложил девять. Больше никто не хотел давать.

– Тогда я продаю её вам, – протягиваю салфетку парню.

Тот торопливо сунул мне монету, спрятал покупку за пазуху. Может, стоило потребовать больше? Попробую.

Достаю вторую салфетку, с таким же узором. Погрустневшие было женщины и девушки – тех тоже порядочно набежало – приободрились.

– Девять! – выкрикнули две.

– Десять! – перекричал всех молодой торговец. Его глаза, устремлённые на вторую салфетку, алчно блестели.

Но я из вредности вопросила:

– Кто даст больше?

Парень нахмурился, но тотчас предложил:

– Одиннадцать! – и торопливо показал мне две монеты – крупную, какую дал мне, и поменьше, которой я за пирог и полотенце расплачивалась.

Ой, а вдруг я в трактире или, всё-таки, корчме, больше чем нужно заплатила? Но тогда бы те парни с мечами как-то выдали своё удивление: взглядом, усмешкой, колким словом. А они вполне нормально себя повели. Да и пирог мне продали большой. Пирог… который украли уже. Блин! Тут ещё и воруют?!

– А больше?

Девушки и женщины подавленно молчали. Я стала торговаться с парнем-торговцем. После долгих споров сошлись на шестнадцати. Трудно определить, на кого после второй продажи смотрели более завистливо: на продавца или на покупателя.

Спрятав выручку в тот же карман, что и первую – кошелем на рынке светиться не хочу – извлекла третью салфетку, с более затейливым узором: когда мне надоела любимая схема, я решилась пофантазировать.

Ахи и вздохи посыпались со всех сторон. Толпа увеличилась втрое.

– Сколько предложите, люди добрые? – я уже вошла во вкус.

То ли во мне есть некая торгашеская черта, то ли жадность разыгралась.

Молодой торговец сцапал край салфетки:

– Семнадцать!

Какая-то девушка с волосами, собранными в косу, протолкалась ко мне, тоже ухватилась за салфетку. Едва не плача, произнесла:

– Десять!

– Семнадцать! – парень торжествовал, полагая, что и из этой торговой схватки выйдет победителем.

– Десять! – девица шмыгнула носом.

– Кария, да ты что! – бурно среагировала какая-то худощавая женщина лет сорока, возможно, мать, родственница или знакомая. – Это ж все твои сбережения!

– Десять! – упрямо стояла на своём Кария.

– Восемнадцать, – молодой торговец решил раздавить соперницу.

Та заплакала от досады. Да, десять медяков – всё, что у неё было. Или всё, что осталось.

Посмотрев на девушку, не выпускавшую салфетку, на нахально усмехающегося парня, сказала то, чего ни сама от себя, ни они от меня не ожидали:

– Хватит плакать, Кария! Я продам тебе её за пять медяков.

Страница 11