«Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага - стр. 23
– Катька тебе постоянно пишет, значит, неравнодушна. Любовь не любовь, но тянется к тебе. Смотри, не прозевай.
Капитан глянул еще раз на фотографию и аккуратно вложил ее в документы.
Вечером обмывали назначение Петра Тырсина на должность командира батареи. Пили разбавленный спирт, закусывали консервами, которые добыли на немецком аэродроме. Кроме всех четверых комбатов, присутствовал лейтенант Павел Рогожкин, давний товарищ Чистякова, с кем вместе учились и воевали с сорок третьего года.
Приглашали и Николая Серова, но тот будто специально напросился дежурить. Чистяков зашел за ним. Лейтенант отмахнулся:
– Гуляйте без меня. Я подежурю, чтобы фрицы оставшиеся самоходки не сперли.
Судя по всему, Николай, добродушный по характеру, уже отошел от неприятного разговора. Тем более был назначен заместителем Тырсина и представлен за последние бои к ордену Красной Звезды.
– У нас в батарее всего две машины, – когда сели покурить, смеялся лейтенант Серов. – И командир с заместителем. Командовать некем. Подежурю, раз больше делать нечего.
– Завтра обещали пополнение, работы прибавится.
– Хоть завтра, хоть послезавтра. Я не тороплюсь.
Третьей батарее досталось. В недавних боях сгорели сразу две машины. На глазах у Серова погиб комбат Лучко.
Если с Николаем Серовым отношения снова наладились, то с давним однополчанином Павлом Рогожкиным все обстояло сложнее.
По-разному складываются судьбы людей. С одной стороны, Рогожкину везло – один из немногих командиров «зверобоев», который сумел остаться в живых после двух лет войны.
Большинство тех, кто начинал службу во вновь сформированном в сорок третьем году тяжелом самоходно-артиллерийском полку, либо погибли, либо выбыли после ранений.
Но служба у Павла Рогожкина шла не слишком удачно. В первом бою, еще на Курской дуге, немецкий подкалиберный снаряд прошил броню самоходки в полуметре от него.
На глазах у младшего лейтенанта истек кровью, получив огромную сквозную рану, сержант-наводчик. Вспышкой порохового заряда сожгло до костей руку заряжающему (позже ее ампутировали), а сам Павел был контужен и оглушен. С тех пор в когда-то способном курсанте поселился непреодолимый страх перед смертью.
Эта жуткая сцена, когда он сам, в горящем комбинезоне едва выбрался из машины, а вокруг взрывались мины, которые в любую секунду могли его добить, надломили парня. За проявленную трусость Павла Рогожкина перевели в пехотную роту. Он сумел вернуться на прежнее место командира «зверобоя» после ожесточенных боев, где неплохо себя проявил.
Однако авторитет до конца восстановить не сумел. Продолжал оставаться командиром машины, хотя его товарищи повышались в званиях и должностях, награждались орденами.
За два года Рогожкин «вырос» с младшего лейтенанта до лейтенанта и лишь недавно получил свой первый орден. Когда погиб его командир батареи Лучко, он числился какое-то время неофициальным комбатом, хотя командовал лишь своей машиной.
Теперь у него появился новый командир, бывший взводный из гаубичной батареи, и это в очередной раз болезненно кольнуло парня, хотя последнее время он воевал неплохо. Все же переборол свой проклятый страх.
Он временами то завидовал, то раздражался, глядя на Саню Чистякова, с кем вместе закончил одно училище, но как по-разному складывается служба! Чистяков уже капитан, весь в орденах, известен даже в штабе корпуса, в газетах о нем не раз писали. А Рогожкин два года самоходкой командует, и никаких перспектив. Ему даже собственный экипаж сочувствует – самое дрянное дело для офицера.