«Зверобои» против «Тигров». Самоходки, огонь! - стр. 31
Это понимали и остальные. Действительно, через час появились два легких самолета-разведчика «Хеншель-126» с широкими крыльями над кабиной. Выглядели они как-то несерьезно: часть радиатора и киль были окрашены в ярко-оранжевый цвет. На всю высоту фюзеляжа был нарисован огромный черно-белый крест.
– Гля, циркачи прилетели! – крикнул кто-то из пехотинцев.
Медленно летевшие самолеты действительно не казались серьезной опасностью. Вымещая злость за погибших, по ним открыли дружный огонь из ручных пулеметов и винтовок. «Хеншели» резко увеличили высоту до километра, не спеша, сделали круг, а затем сбросили десятка полтора бомб.
Скорее всего это были двадцатипятикилограммовки. Мелочь по сравнению с мощными бомбами «юнкерсов», но остатки полков и батальонов плотно сбились на довольно малой территории, и «циркачи» ударили точно.
Разбило одну из гаубиц, накрыло линию окопов, по полю метались сорвавшиеся с привязи лошади. Поднялась густая завеса дыма. Пользуясь ею, оба «хеншеля», не жалея патронов, обстреляли позиции и скрылись так же быстро, как и появились.
Две лошади бежали неподалеку от батареи. Ламков приказал Чистякову и Роньшину поймать их. Оба парня были сельские, имевшие дело с лошадьми с детства. Быстро, без суеты приманили напуганных животных кусочками хлеба. Похлопывая по холке, успокаивали лошадей:
– Все, улетели гады. Домой пойдем.
По пути к батарее откуда-то возник старшина с двумя красноармейцами.
– Мы из хозчасти дивизии, – объявил старшина. – Лошадей реквизируем согласно приказу командира.
Будь это еще вчера, Чистяков, наверное, безропотно отдал бы поводья. Все же старший по званию. Но бомбежка, жестокий бой, гибель товарищей многое изменили в нем.
– Пошли, Антон, – не обращая внимания на старшину, скомандовал Саня. – У нас свой командир, а лошади – наши.
Старшина передвинул с плеча автомат, даже щелкнул затвором. Младший сержант в ответ снял карабин и тоже двинул затвором.
– Неподчинение старшим начальникам, – начал было тыловик, но Чистяков крикнул так, что невольно отступил Роньшин.
– Пошли вон! Я по фашистам стрелял, пока вы в тылу околачивались, – и может, впервые в жизни заматерился в три этажа, брызгая слюной, с трудом сдерживая желание нажать на спуск. Так матерились пьяные мужики в его селе, ругаясь друг с другом из-за покосов или одурев от самогона.
– Гляньте, сколько погибших лежат, а вы хвосты в норах спрятали и теперь лошадей ищете, чтобы удрать побыстрее!
Возле ближнего перелеска суетились люди, выгоняли груженые повозки. Тыловая часть после бомбежки спешно меняла дислокацию, а может, просто удирала. Старшина был одет в добротную суконную форму, в яловых сапогах, и, судя по всему, занимал неплохую должность. Двое артиллеристов в старых ботинках, прожженных гимнастерках были для него никем – замызганной «махрой», как иногда называли свысока рядовых красноармейцев.
Но следы боя, догоравшие танки и нервно дергающееся лицо сержанта-артиллериста не на шутку напугали старшину. Пальнет с дури, и все дела. Тем более оба помощника старшины нерешительно мялись и свои винтовки снимать с плеч не торопились.
– Из какой батареи? – пытаясь сохранить остатки важности, отрывисто спросил старшина.
– Из боевой, – сплюнул Саня. – Пошли, Антон.
На том и разошлись. Если Чистяков об инциденте промолчал, то Роньшин рассказал со всеми подробностями, даже приврал, описывая, как Саня взял «чмошников» на мушку и напугал до полусмерти. Михаил Лыгин оценил решительные действия младшего сержанта Чистякова и объявил, что не зря назначил его помощником командира орудия. Капитан Ламков покачал головой, посмеялся, но сделал замечание, что целиться в своих нельзя.