Зверь-из-Ущелья - стр. 56
Взгляд упал на пористый валун, поросший светящимся мхом и бледными, почти прозрачными листьями, под ними обычно прятались улитки. Я каждый раз приносила глиняную бутылочку, наполненную мёдом с пасеки – прожорливые малютки были не прочь полакомиться. Вот и сейчас, уловив знакомые шаги, циннии оживились.
– Ну, привет, подруги.
Я сорвала деревянную пробку – сладкие капли брызнули на камень, улитки пошевелили рожками и медленно двинулись на запах мёда. Они давно принимают меня за свою и совсем не боятся.
Когда с кормлением было покончено, я прошла чуть дальше – туда, где раскинулось озерцо в форме подковы. Из дна его вздымались, как копья, острые кристаллы с неровными гранями, освещая пещеру призрачным голубым светом. И всё вокруг, даже мои вытянутые вперёд руки, казалось нереальным.
Там, где озеро делало изгиб, на клочке суши высился каменный алтарь, рядом в плетёной корзине стояли высохшие стебли денника – бархатные на ощупь, как головки камыша. Чиркнув кремнём о кресало, я подожгла один и вставила в нишу – насечки на стеблях обозначали часы и помогали ориентироваться во времени.
Сняв с головы очелье и обмотав вокруг ладони, я опустилась на колени и коснулась своим талисманом кровавого камня. Прежде тёмный алтарь проснулся, жадно сыпанул искрами и начал медленно алеть – из центра его разбегались жилы, похожие на вены.
– Я пришла к тебе, милосердная Матерь, чтобы вознести молитвы и поделиться своими силами…
Призрачные багровые щупальца, похожие на языки пламени, оплели запястья, амулет мой притянуло к камню – чувство такое, будто мы стали едины.
Впереди ждал долгий день. Иной раз я позволяла себе отступать от молитв, ведя мысленную беседу с Матерью Гор, спрашивая совета, ища утешение. Когда та отвечала, я садилась и слушала, как бурлят подземные реки, как поют камни в толще скалы, как звенят серебряные жилы.
Алтарь тянул мой Дар по каплям: больше я не позволяла. Дай ему волю, так опустошит подчистую – сопротивляться жажде земных глубин искателей учили с малолетства, но всё равно жертвы случались. И вдруг вспомнилось, как я потеряла контроль при Ренне, – эмоции тогда были слишком сильны, даже губительны. А чужак каким-то неведомым образом вывел меня из транса, вырвал из жадных объятий гор.
Воспоминания, наполненные чувствами до предела, взбудоражили камень – от алтаря повеяло жаром, путы обхватили крепче, и, казалось, я услышала рокочущий голос: «Иди к нам… В лоно матери, туда, откуда ты пришла».
Ну нет! Я пока здесь побуду, под небом и солнцем, рано мне спускаться в первозданную темноту. До тех пор, пока смерть не пришла за мной и горы не прибрали моё тело, я ещё поживу. Пришлось крепче стиснуть зубы – я чувствовала, как платье на спине становится липким от пота. Ладони жжёт, будто в руках не амулет, а раскалённый уголь. Голубое сияние озера сменялось закатно-алым светом, он сочился сквозь сжатые веки, обволакивал кожу, гладил по щекам. А горы пели – мелодично, монотонно. Убаюкивали.
Я уже не понимала, реальность меня окружает или грёзы. Я видела бескрайние луга, усыпанные тысячами розовых армерий, видела, как ветер гнёт тонкие стебли эдельвейса и горечавки, играет с горделивым рододендроном. Как облака стремительно несутся над заснеженными пиками, как девушка в алом платье плетёт свадебный венок, а на волосы цвета тёмного янтаря падают хлопья снега и не тают.