Зверь - стр. 2
Я ничего не делаю.
А вдруг после того, что случилось с девушкой, Мирко больше не хочет со мной возиться? Тогда придется утопиться. Но пока я просто жду. Мне не трудно посидеть и посмотреть на реку, сверкающую в лучах солнца. Так прекрасно, хоть и невыносимо жарко.
Вряд ли я снова надену рубашку когда-нибудь. Я не успел, когда убегал. Нельзя было медлить.
Послушай! Если хочешь утонуть, очень кстати не уметь плавать. Я как раз не умею – повезло. Мирко как-то пробовал меня научить, когда мы ездили к морю чистить кальмаров.
– Надо просто правильно двигаться, – говорил он, показывая, как толкаться ногами и грести руками одновременно. – Давай, Додо, это легко. Кальмары могут, и ты справишься.
Им-то только за щупальцами надо следить!
Меня и так все устраивало, так что я просто стоял по колено в воде и глазел на Мирко, пока он не сдался.
Ты бы видела танцовщицу, которую мы повстречали недавно в одном городишке. Подумать только, как она слаженно двигалась, вся целиком! Мирко сказал, что она и не такое вытворяет. Это было после того, как они ушли вдвоем в комнатку на втором этаже. Они там разговаривали.
Я в это время бродил вокруг и искал мышей в проулке за домом. Мне нравятся мыши. Теплые мышки в мягкой шубке. Они долго разговаривали – я успел отловить аж троих. Две сразу же умерли, так что я их выбросил, а третью сунул в карман. Хорошая была мышка, я гладил ее в кармане. А потом она тоже умерла.
Я выкинул ее, пока Мирко ничего не заметил. Ему не так нравились пушистые шерстки, как мне, но он явно с удовольствием болтал с той танцовщицей. Потом я вытянул из него, что они сидели наверху при задернутых шторах и говорили о птицах, пчелах и цветах. Представляешь? Я даже пожалел, что меня с ними не было!
У пчел тоже есть своего рода шерстка, замечала? Я один раз пробовал погладить пчелу, когда та села на подсолнух. Но она меня ужалила, а потом умерла. Сама. Бум. Прямо на подсолнухе. Я не виноват.
Хотел бы я знать, от чего она умерла.
Не могу себе представить, чтобы я умер в темном кармане. Или лежа на сеновале, громко крича. И уж точно не на солнцепеке посреди проселочной дороги. Наверное, не так уж плохо умереть в большом желтом подсолнухе. Или в блестящей на послеполуденном солнце реке.
Эй, я тут вспомнил, у меня есть для тебя подарок. Он у меня в кармане… Смотри, это сердечко! Это сердечко той девушки. Она носила его на цепочке на шее, но цепочка лопнула, когда я до нее дотронулся. Как шея. Посмотри, как оно сияет, это крошечное сердечко. Мирко однажды сказал, что вы, вороны, любите блестящие вещи, так что я подумал отдать его тебе. Мне взамен ничего не нужно, только пообещай остаться со мной, пока не придет Мирко. Сейчас я его тебе брошу… Видишь? Оно упало куда-то в траву под твоей веткой.
Вот бы ты прилетела сюда, чтобы я мог тебя погладить. А если бы ты еще и говорить умела… Рассказала бы мне, как летать! Шмель совершенно не умеет летать, ты знала? А все равно ведь летает. И животные не умеют говорить.
А может, ты все-таки умеешь?
Я думаю, ты бы красиво говорила. Не то что парни, с которыми мы работаем. Сезонные рабочие не очень сдержанны в выражениях, в отличие от нас с Мирко. Мы умеем говорить красиво. Нам обязательно это уметь – так считает Мирко. Вообще, когда мне наконец-то разрешают открыть рот, от этого одни неприятности. Как сейчас. Можно говорить с животными, говорит Мирко. Тогда ничего не случится. И с Мирко. В остальное время мне лучше помалкивать.