Зона сна - стр. 14
– Она, конечно, тоща, – снисходительно согласился тот. – Но подумай сам, разве бы сильную бабу отдали бы с Мологи в какое-то Плосково? Да ни в жисть! Мы и взяли что дали. Зато какая будет выгода, когда поедем в Мологу на ярмарку! И скажу тебе: она хоть и не сильна, но трудолюбива и добра. Коваль не жаловался. Слюбится и тебе!
Смешной вопрос: отчего бы во сне не жениться?..
Ещё до вечера сбегали к игумену, отцу Афиногену. Кормчий, показывая на Стаса, объяснил ситуацию, и настоятель согласился обвенчать молодых поутру. Но чтобы никаких гуляний, не осень чай: завтра сеять яровой овёс! Вернулись к избе Ковалихи, где молодые мужики, ожидаючи их, играли в лапту; дядьки в возрасте вели, сидя на завалинке, беседы. И в тот миг, когда Кормчий прокричал: «Отче согласился!» – сверкнула молония и грянул гром.
– Неспроста! – захохотали мужики. – Неспроста! Перун благословлят!
На проведённой тут же мировой сходке отдали Стасу всё ковальское имущество, и дом, и две коровы, и десятину земли, и одёжку, и даже постановили вернуть ему лошадь, которую свели уже в дом безлошадного Невзора. Но тут Стас упёрся: с мотоциклом он управлялся и авто водить умел, но что с лошадью делать, не знал вовсе.
Крестьяне его отказ поняли по-своему.
– Кто сирых питает, тот Бога знает! – крикнул кто-то.
Двое-трое кланялись, благодаря Стаса за явленную им доброту:
– Одной рукой собирай, другой раздавай.
Как сказали бы в двадцатом веке, начались трудовые будни. Буквальность поговорки «от зари до зари» он прочувствовал на собственной шкуре. А приходилось ещё и учиться, прямо на ходу! Стас ведь не только не мог отличить овса ото ржи, это ещё полбеды, но и вообще ничего не понимал в сельском хозяйстве. Сложность устройства сохи привела его в ужас. Мужиков это, надо сказать, весьма удивило. То, что он не знал особенностей здешних почв, было понятно: человек пришлый. Но как можно не уметь пахать?!
Первоначально за ним приглядывали, помогали, а то и просто переделывали его работу. Но постепенно он освоился. Унавоживал землю, запахивал, боронил. На монастырском поле зерно кидать в первый раз не доверили, но на своём поле, на которое выпадало денька два в неделю, пришлось всю работу делать самому – и сеять, и жать, и молотить.
Молодая жена между тем прибавляла в талии, продолжая работать по дому и выходить в поле. Он прозвал её Алёной, хотя крещена она была Таисией, а в отчем доме её и вовсе звали Мышонком. О всякого рода телесных утехах у них и речи не заходило. Во-первых, Стас её, беременную, стыдился: не было же у него раньше таких отношений с женщинами! Во-вторых, он возвращался вечерами еле живой, сил хватало лишь на то, чтобы, схлебав щец и пробормотав ритуальное: «Прав был проклятый Радищев!» – повалиться на лавку, спать.
Покуда воспоминания о прошлой жизни были свежи и красочны, он, бывало, сравнивал ту и эту реальности. Больше всего поражался практически полному отсутствию многих обыденных, казалось бы, вещей. Например, в этой жизни не было колеса. Общение селян с внешним миром осуществлялось по реке, а для внутренних перевозок использовали волокуши. Срубленные в лесу деревья просто волокли, сцепив комелья; к боронам сверху приделывали полозья и, закончив бороньбу, перевернув, волочили домой за лошадью. Что до реки, так Стасу поплавать пришлось даже в первый год, в поисках семенного зерна. Фокус в чём: свой семенной фонд вырождается, надо с кем-то меняться. Но если выменяешь зерно, выросшее на доброй земле, а бросишь в худую землю – вообще урожая не жди. Вот и плаваешь, выбираешь. Впрочем, Стаса в эти вояжи брали гребцом, за-ради силы.