Золушка не верит сказкам - стр. 9
— А у тебя есть, чего поесть? Неохота в магазин тащиться. — И, поймав мой негодующий взгляд, торопливо добавляет: — А я тебе отдам. Потом. Продуктами. Но могу сейчас деньгами.
— Да ладно, — равнодушно машу рукой. — Бери, чего хочешь.
Наверное, если я его накормлю, он с большим пониманием отнесётся к моему предложению. Хотя поживиться у меня тоже особенно нечем, я и сама в магазин только собиралась, но хлеб ещё точно оставался, и немного колбасы, и чуть-чуть сыра. А в шкафу есть конфеты и печенье.
Он по-прежнему по-хозяйски распоряжается, и у него лихо получается, не только кофе варить (поверю на слово), но и делать бутерброды.
— А ты будешь? — интересуется он у меня.
Так кто кого угощает?
— Ну, можно.
— Тебя, кстати, как зовут?
Смысл знакомиться перед прощанием? Но я всё равно вежливо отвечаю:
— Женя.
— А меня Роман. Рома.
— Ясно.
Он приносит тарелку с бутербродами и свою чашку — она, надо сказать, тоже не маленькая — устраивается за столом напротив, ест и смотрит в окно. Глаза у него всё-таки голубые, волосы светло-каштановые и брови с ресницами тоже не слишком тёмные. Подбородок чуть выступающий, твёрдо очерченный, посередине нижней губы глубокая бороздка. Наверное, в холода трескается.
Господи, о чём это я? Да не всё ли мне равно, как он выглядит? Даже не хочется называть его по имени, и нет смысла откладывать.
Запиваю очередной проглоченный кусок чаем и говорю:
— А может, ты всё-таки чего-нибудь другое себе подыщешь?
7. Глава 6
Женя
Рома отводит взгляд от окна, чуть хмурится и невозмутимо предлагает:
— Может, лучше ты? Всё-таки я первый сюда заехал.
А девушкам надо уступать. И что это ещё за детский сад: «Я — первый, ты — вторая».
— Вообще-то, это вещи твои первыми заехали, — уточняю я многозначительно. — Если, ты конечно, не врёшь. А тебя здесь не было. Иначе бы я раньше заметила. И неужели тебя вот так вот устраивает?
— Ну, не очень, — соглашается Рома. — Я тоже один жить рассчитывал. Но… в принципе, если уж так получилось, мне всё равно.
Вот же! Внешность интеллигентного викинга, характер нордический, непрошибаемый.
— А не боишься? Ты же меня совсем не знаешь. Вдруг я… сумасшедшая. На людей бросаюсь. Пока ты спишь, проберусь в твою комнату и…
Да что ж такое? Опять этот взгляд! А я опять вспоминаю, каким образом мы встретились, и чувствую себя… не совсем одетой. И у меня возникает ощущение, что он уже прикидывает, как я буду смотреться ночью в его комнате, но не с ножом или удавкой.
Какого чёрта?
Точно плесну в него чаем, если он снова начнёт красноречиво лыбиться, пусть даже только уголками рта. А если ещё чего и вякнет, пошлое… Но он только пожимает плечами и напоминает:
— Так дверь в комнату запирается. — И тут же интересуется без всякого перехода: — А ты чем занимаешься?
Похоже, мои предостережения не произвели на него совершенно никакого впечатления, не считая того, которое мне вот совсем некстати. Тогда, может, умные слова его напугают? Ага. И незаконченное высшее.
— Учусь. В магистратуре.
— На дневном?
Какая ему разница? Но я всё же отвечаю, точнее, мычу, дожёвывая остатки бутерброда:
— Угу.
— Ну так, — восклицает Рома, поводит ладонью, — значит, утром и днём тебя дома нет. А я на работе обычно во второй половине дня и прихожу поздно ночью. Или, можно сказать, рано утром. Ты в это время спать будешь. А когда встаёшь, тогда я уже сплю. Выходные у тебя же суббота и воскресенье? А у меня по скользящему графику: день через два. Так что особо и пересекаться не будем. В любом случае, другую квартиру искать мне пока точно некогда. И лень. Попозже — может быть. — Он даже не объясняет и не оправдывается, а просто ставит меня перед фактом, ещё и добавляет в заключение: — А на сумасшедшую или маньячку ты совсем не похожа.