Золушка - стр. 5
Знакомые часто говорят ей про него, называя его: «Друг матери».
Его требования режут ей слух, звучат обидой. Почему? Кто знает. Быть может, потому, что это оскорбляет дорогую ей память покойного отца. А между тем, это лишь глупое ребячество. Bсе говорят ей, что она по малолетству и простоте судит мать и «его» – несообразно:
– Ainsi va le monde! – говорят ей[14].
Старшая сестра ее, красавица, живет у пожилого холостяка господина Грожана не прислугой и не хозяйкой; он зовет ее женой, но в мэрии они не были. Другая сестра пропала однажды без вести, уйдя из дому вскоре после смерти отца. Говорят, она болтается где-то в Париже… Она забыла и мать, и её, Эльзу, и братишку Этьена, которого она очень любила прежде. Это стыдно. А вокруг все говорят: «Quoi, donс. Ainsi va le monde!»[15]
Разные нахалы, проезжие через переезд, часто среди белого дня, а в особенности вечером, когда она отворяет им заставы, пытаются притянуть ее поближе, чтобы насильно расцеловать. По большей части, будучи всегда настороже, она спасается, как настоящая газель, ловким прыжком в сторону… Догнать же ее и поймать – напрасный труд. Недаром заслужила она свое прозвище. Когда она жалуется на этих нахалов, все смеются:
– Дело простое! Le grand mal[16]. Таков свет…
А она и верит и не верит им всем. Неужели весь свет таков?.. А как же ее отец покойный, ведь он говаривал совсем не то… Она была мала, когда он был еще жив и обожал ее… Но все-таки многое она помнит…
Эльза-Газель часто задумывалась обо всем этом и, теряясь в догадках и противоречиях, спорила сама с собой, уставая душевно и отчаиваясь…
Все, что было в ней от природы, еще не определилось, не выработалось, не окрепло… и в борьбе с окружающим смолкало, будто уступало. Но затем вдруг снова шевелилось и прорывалось негодуя… И запуганная девочка, и энергичная девушка, сказывались теперь в ней одновременно, по очереди. Ребенком она перестала быть или переставала, а женщиной еще не стала.
Глава 3
Поезд, пролетевший через мост и остановившийся у станции, простоял три минуты. Человек десять пассажиров сошли на платформу. Все это были обыватели местечка Териэль и даже личные знакомые начальника станции и станционных служащих. Только одна дама, франтовато одетая была здесь никому не известна… Один из приезжих отдал багажный билетик молодому блузнику и вымолвил:
– Фредерик, тут мои пустые корзины в багаже… Оставь пока у себя… Я как-нибудь зайду и возьму.
– Что вам беспокоиться, господин Бретейль, я и сам завезу их вам на повозке, как пойду вечером… Мне все равно нужно заехать к Грожану. Ему большую посылку, килограмм в тридцать, сдать надо…
– Ну, ладно, – отвечал приехавший, человек лет пятидесяти, но еще моложавый на вид, одетый в коричневый плисовый пиджак, уже несколько поношенный.
Это был уроженец и обитатель Териэля, владелец дома и небольшой земли, которая вся была под огородом и фруктовыми деревьями. Бретейль был торговец овощами и фруктами, которые давали ему и его семье очень неплохие средства к жизни. Овощи сдавались на станции, и шли в Париж товаром, фрукты он сам отвозил в магазин, поставщиком которого был уже несколько лет.
Фредерик, малый двадцати трех лет, с добрым и глуповатым лицом, был служащим на станции при багажном отделении. Он был известен своей простоватостью, но за благодушие и готовность всегда и всякому услужить – усердного парня все любили… Только молодые окрестные девушки относились к нему свысока, ибо он был чрезвычайно дурен собой, мешковат в движениях, да к тому же эльзасец по происхождению и, следовательно, говорил с очень смешным акцентом.