Золотые земли. Вампирский роман Клары Остерман - стр. 9
ОВ: Когда вы видели свою жену в последний раз?
Иван Кузнецов: После похорон.
ОВ: А когда вы видели свою жену в последний раз живой?
И.К.: Не помню.
ОВ: Не помните, когда видели собственную жену?
И.К.: Живой её не помню. Я пил.
ОВ: А она с вами не пила?
И.К.: Нет, она горилку не любила. Ей сладкое нравилось.
ОВ: А вы пили горькую?
И.К.: Да.
ОВ: Долго?
И.К: Долго.
ОВ: Сколько?
И.К: Долго.
ОВ: Ладно, а когда она пропала, вы не заметили, что вашей жены нет рядом?
И.К.: Нет.
ОВ: Вы ссорились с ней в последнее время?
И.К.: Да.
ОВ: Почему?
И.К.: Ей не нравилось, что я пил.
ОВ: Зачем вы её убили?
На это, надо сказать, Кузнецов возмутился, моя провокация не сработала. Он начал кричать, хватать себя за шею, и пациента пришлось усмирять санитарам, а меня попросили покинуть палату. Но прежде чем меня выдворили из лечебницы, я успел задать один вопрос:
ОВ: Почему вы решили, что ваша жена – вампир?
И.К.: Она выпила кровь нашей Нютки. Моей дочки. До самой последней капельки.
Надо сказать, в Ореховском сыске об этих подробностях умалчивают, но это объясняет, почему алкоголика и убийцу, каких в деревнях много, не обвинили остальные жители Дубровки, а устроили охоту на вампиров.
Что же это? Всеобщее помешательство или серия убийств?
Стоит отметить, что Дубравка, как и Стрельцово, прежде были во владении рода Стрельцовых, которые уже находились под подозрением за массовое убийство с оккультными элементами. Что, если в Великолесье существует языческий культ, который убивает людей особо изощрёнными способами?
И не стоит забывать, что прошлогодние убийства в Курганово так и остались нераскрытыми, и граф Ферзен до сих пор не ответил перед следствием.
Слишком много вопросов. Слишком мало ответов.
С. Кислый
Не знаю какой сегодня день. Наверное, наступил месяц лютый.
Очнулась в своей постели. Сейчас уже светло, но, когда я открыла глаза, ещё стояла глубокая ночь. Моя дверь распахнулась…
Нет-нет, я неправильно рассказываю. Возможно, только этот дневник и сообщит правду о том, что со мной случилось, если они…
Послышалось, что они входят в мою спальню.
Нужно записать всё по-порядку, но свет уже совсем тусклый. Боюсь зажигать свечи. Пусть они решат, что я сплю. Неизвестно, что они сделают, если узнают, что я пришла в себя. Слышно тяжёлые шаги за дверью. У них такие рычащие голоса. Слов почти не разобрать. Они и не говорят почти. Только гр-р-р…
И скрежет за стенами. И шорохи. Чем темнее, тем громче слышно, как что-то шевелится прямо за стеной… или в стене? И десятки тонких голосов пищат. Пару лет назад в усадьбе завелись мыши, но папа их всех потравил, и с тех пор ни одной не замечали. Но даже тогда скрежет раздавался только из одного угла, а сейчас разом отовсюду.
Тороплюсь дописать, сидя на подоконнике, пока ещё есть свет, хотя очень дует, а зимой день слишком короткий.
Усадьба кажется совсем обезлюдевшей. Боюсь, я осталась совсем одна, наедине с ними.
Всё случилось… когда? Не помню уже, всё так смешалось и запуталось. Даже не знаю, какой сегодня точно день.
Была поздняя ночь, и на улице разыгралась снежная буря. Меня знобило, я лихорадочно металась по спальне, кидала вещи в саквояж и вынимала их обратно. Мне так хотелось забрать с собой всё, каждое свидетельство своей счастливой беззаботной жизни в Курганово. Папенька выразился предельно ясно: мы уезжаем навсегда, обратно не вернёмся или вернёмся очень не скоро. Нужно спешить.