Золотые земли. Вампирский роман Клары Остерман - стр. 3

Она тайком передала мне свежую газету. Поверить не могу, что о нас написали в «Белградской правде»! Но, может, хотя бы это заставит сыскарей наконец-то заняться поисками Мишеля. Кажется, что до него никому нет дела.

С одной стороны, статья очень меня воодушевила, ведь я уже потеряла надежду. Отец запрещает даже говорить о том, что случилось в оранжерее. Все упорно делают вид, будто ничего не произошло, и от этого кажется, что я схожу с ума. Будто я действительно всё придумала.

С другой стороны, мне стало ещё беспокойнее, чем прежде. Что, если папу арестуют? Если сыскари докажут его вину, то отправят на каторгу или вовсе казнят. Не могу даже в самом страшно сне представить это. Нет, не хочу, отказываюсь думать об этом.

От волнения разболелась голова.

Спросила Соню, не нашли ли Мишеля. Не знаю, зачем я об этом постоянно спрашиваю. Его никто, кроме меня, больше и не ищет. Осталась надежда только на Первое отделение. Даже если бы чудо случилось, думаю, весть о его возвращении мигом облетела бы Курганово. Но пока тишина. А зима всё суровее, морозы крепчают, и солнца не видно уже почти седмицу. Теперь, когда я оказалась пленницей в собственной спальне, то день и вовсе кажется всего мгновением, что вспыхивает за окном и тут же гаснет в зимнем сумраке.

Напилась чаю, стало чуть получше. Хочу расписать весь свой кошмарный сон, чтобы он, наконец, перестал меня мучить.

Знобит. Уже стемнело. Сижу на подоконнике, хотя от окна дует, но холод держит меня на краю сознания, не позволяет окончательно потерять связь с настоящим и погрузиться в ужасные видения. Спальня кажется ненастоящей, свитой из лоскутов шёпота и мрака. За границей портьеры, за пределами огонька свечи́, которая горит рядом на подоконнике, мир создан из теней, а тени те живые, густые. Мир этот точно вырвался из кошмаров. Он полон тихих голосов и шорохов… ох, неужели я и правда схожу с ума??

Нужно сосредоточиться. Страшный сон. Может, если расписать его во всех подробностях на бумаге, он перестанет преследовать меня наяву.

Всё происходило в пустой незнакомой избе. Было темно, только керосиновая лампа горела за моей спиной. Я сидела в кресле. В углу – сейчас, когда начала писать, вдруг вспомнила это – стоял длинный стол, на каком обычно делает операции отец. Наверное, поэтому мне кажется, что он был где-то рядом в том сне, хотя это не так.

В избе находились я, Нюрочка и Гриша.

Там, во сне, Гриша лежал на полу и истекал кровью. Нюрочка рвалась к нему, пыталась доползти, но руки у неё оказались связаны за спиной. А я вовсе не могла пошевелиться, плакала беззвучно, тело оцепенело. А за моей спиной стояла Тень. У неё не было плоти, лица, даже голос звучал так, точно не принадлежал ни мужчине, ни женщине, а неведомой чёрной сущности. Тень силком подтащила меня к Грише, посадила на пол рядом с ним.

– Пей, – велела Тень.

Во сне я стала совсем безвольной, тело меня не слушалось, поэтому не противилась, но и не подчинялась приказу. И тогда Тень схватила меня за шею, ткнула прямо к горлу Гриши, и губ коснулась кровь.

До сих пор точно ощущаю горячую кровь на своих губах. Я зарыдала. А после, когда капли попали на язык, ощутила такую дурноту, что меня вырвало.

Но Тень это не остановило. Она заставила пить дальше. И там, во сне, полном жутких неясных образов, кровь обратилась в золото. Оно ощущалось слаще всего на свете, точно я пила уже не кровь, а золото, чистое золото, и какое это было наслаждение