Золотые земли. Его забрал лес - стр. 14
– Скоро люди придут, – повторяла она, трясясь от холода не меньше нас. – Скоро вы вступите в стаю. Скоро…
Но шло время. Минула ночь, и я забылся жутким лихорадочным сном. Уже на закате, когда холодное солнце заблестело, отражаясь в снегу на ветвях сосен, я пришёл в себя. По-прежнему прижимаясь к другим детям, я удивился теплу. Костёр так и не горел. Ведьма, очевидно, боялась разводить огонь, пока продолжалась охота. Но мне было тепло, точно дома в постели. Со всех сторон ко мне прижимались пушистые серые шкуры. Волчьи шкуры.
Не осталось детей. Все восемь обратились волчатами. Они прижимались ко мне в тревожной дремоте, шевелили ушами, заслышав шум, и водили носами, почуяв чужие запахи. Они уже забыли, что были людьми.
А я сидел ни жив ни мёртв и боялся пошевелиться.
Зашевелилась куча тряпья у самого входа пещеры. Ведьма высунула голову из-под своей шубы. Она единственная осталась человеком, хотя глаза её горели жёлтым сильнее прежнего.
– Спи, волчонок. Спи, пока твой отец нас не нашёл.
– Что?..
От страха у меня зуб на зуб не попадал, но она, кажется, подумала, что я замёрз.
– Что, холодно без волчьей шубки? Хочешь, подарю? У меня последняя осталась.
Я замотал головой.
– Нас было десятеро, – вдруг процедила ведьма. – Мой муж и наши восемь волчат.
Она согнула шею, зажмурилась, и я невольно пожалел её, без слов понимая всю историю, что скрывалась за молчанием, за седыми косами и полным горечи изогнутым ртом.
– Но люди… вам, людям, всегда мало. – Узкий разрез жёлтых глаз стрельнул в меня ядовитой злостью. – Когда придёт твой отец, ты станешь моим волчонком. Я хочу, чтобы он увидел, чтобы понял, каково это.
– Папа… он…
– Любит тебя? – хмыкнула ведьма. – Посмотрим, будет ли он любить тебя диким зверёнышем. Я люблю своих детей и мужа любыми: и зверьми, и людьми, и больными, и здоровыми, и живыми, и мёртвыми. Всей душой, всем сердцем. В каждой косточке моей, в каждой капле моей крови – любовь к ним. А ты, человеческий детёныш, можешь так любить? Любит ли тебя так же сильно твой отец?
Я хотел закричать, что мой отец любит меня не меньше, но не смог сказать ни слова.
А она оглянулась на лес, что был виден из пещеры, прислушалась к звукам, что, возможно, не могли уловить мои человеческие уши.
Я вздрагивал от каждого шороха. Приближалась ночь. Лютая, уже не осенняя. А снег всё ложился на землю. И каждый час подгонял тот миг, когда охотники поднимутся на гору.
Я ничего не слышал, я метался в бреду. Горячка почти одолела меня, когда я остался один. Все волчата вдруг исчезли.
– Быстрее! – кричала ведьма, размахивая руками. – Спускайтесь по склону, по звериным тропам. Им там не пройти. Берегитесь огней.
Качнулись ветви елей. Я увидел только, как мелькнул волчий хвост. Ведьма оглянулась на меня.
– Они идут, – сказала она, вытянула шею и принюхалась, раздувая ноздри. – Твой отец уже близко.
Было темно, но я видел ясно, точно днём. Словно на меня уже набросили волчью шкуру и разум мой уже подчинился звериному зову.
– Пошли. – Она ринулась ко мне.
Ведьма двигалась быстро, припадая на руки, как на лапы. Я попятился, захныкал.
– Не трогай, не трогай меня. Пожалуйста. Не хочу.
Речь моя была сбивчивая, плаксивая, истеричная. Ведьма схватила за руку, рванула. Я пытался вырваться, убежать. Меня поволокли по полу, по камням.