Золотые Ворота - стр. 84

– Думаете, они это попробуют? – спросил О’Хара.

– Они все съедят. Они ни за что не допустят такого унижения, чтобы их насильно кормили на глазах миллионов телезрителей. Храбрость президента общеизвестна – вспомните его послужной список во время Второй мировой войны на Тихом океане. Кроме того, как президент, он должен быть примером для нации. Если сейчас он откажется есть, а его гости нет, то он с треском провалится на очередных выборах. Соответственно, и его нефтяные друзья могут потерять лицо, если президент будет есть, а они – нет.

И они ели, все трое. После того как Крайслер, выйдя из президентского автобуса, отрицательно покачал головой, Брэнсон кивнул в сторону подносов. Президент, который никому не позволил бы оттеснить себя на задний план, первым взял в руки нож и вилку. Нельзя сказать, что он ел с большим аппетитом, но все же методично уничтожил примерно половину и только после этого отложил приборы.

– Ну и как? – спросил его Брэнсон.

– Я бы не стал предлагать подобное блюдо своим гостям в Белом доме, но это было вполне съедобно. – Несмотря на глубочайшее унижение, которому его подвергли, президент сохранял удивительное самообладание. – Хотя немного вина не помешало бы.

– Через несколько минут вам подадут его сколько угодно. Думаю, что многие из присутствующих теперь также не откажутся подкрепиться. Кстати, к сведению тех, кто еще не потерял интерес: завтра в девять утра мы установим вторую порцию взрывчатки. А теперь нельзя ли направить камеры вон на те носилки?

У носилок, закрытых простыней, стояли двое мужчин. По знаку Брэнсона они откинули верхнюю часть простыни. Телекамеры крупным планом показали белое осунувшееся лицо мертвого человека, на десять бесконечно долгих секунд задержались на нем, а затем вернулись к Брэнсону, который сказал:

– Это Джон Хансен, ваш министр энергетики. Причина его смерти – ботулизм. Вероятно, впервые в истории преступник обвиняет законные власти в убийстве. Пусть это и непреднамеренное убийство, тем не менее я предъявляю им свое обвинение.

Хагенбах разразился потоком ругательств. Отдельные фразы, например «порочный извращенец, мерзкий, отвратительный ублюдок», еще можно было различить, но все остальные выражения были непечатными. Ньюсон, Картер, Мильтон и Квори мгновенно замолчали, но по их лицам было видно, что они полностью солидарны с суждениями директора ФБР. В конце концов Хагенбах, будучи всего лишь человеком, выдохся.

– Он выставил нас в очень дурном свете, – произнес Мильтон с замечательной в данных обстоятельствах сдержанностью.

– В дурном свете? – Квори остановился, словно подыскивая слова. – Если он еще раз устроит такое – если мы еще раз устроим такое, – то полстраны будет на его стороне. Что делать дальше?

– Подождем сообщений от Ревсона, – сказал Хагенбах.

– От Ревсона? – вяло протянул адмирал. – Он уже отличился.

– Сто против одного, это не его вина, – заявил Хагенбах. – И не забывайте, окончательное решение было за нами. Мы несем коллективную ответственность, джентльмены.

Все пятеро расселись вокруг стола, неся эту невыносимую ответственность, и каждый чувствовал себя атлантом, державшим на плечах свой собственный мир.

В этот вечер на мосту Золотые Ворота все происходило довольно быстро, но в определенном порядке. Прибыла специальная машина «скорой помощи» и увезла носилки с телом Хансена. Предстояло сделать вскрытие, что казалось напрасной тратой времени, но было обязательным по требованию закона, поскольку человек умер при необычных обстоятельствах. «Скорую помощь» с превеликой охотой сопровождали доктор Киленски и его коллега. Журналисты, заложники и захватчики поужинали, причем две первые категории ели без особого аппетита (это было вполне объяснимо), но зато так активно удовлетворяли жажду (это тоже было вполне понятно), что пришлось даже послать за пополнением запасов. Два телевизионных фургона покинули мост, и сразу вслед за ними уехали оба автофургона с едой. Последними отбыли вице-президент Ричардс и начальник полиции Хендрикс. Вице-президент провел долгий и серьезный разговор с глазу на глаз с президентом, а генерал Картленд – с Хендриксом. Брэнсон наблюдал за ними с насмешливой снисходительностью, но без особого интереса. По мрачному выражению их лиц было ясно, что оба разговора совершенно бесполезны. Другого результата и ожидать было нельзя. Вполне возможно, что после драматического эффекта вечерней телепередачи Брэнсон испытывал некоторую эйфорию, но это никак не отразилось на его лице.