Золотой век русского искусства – от Ивана Грозного до Петра Великого. В поисках русской идентичности - стр. 155
Вполне понятно, что теряя владения на Западе, беспощадно теснимые немцами, Польша и Литва стремились компенсировать потери за счет русских территорий на Востоке. Политика «Дранг нах Остен» – экспансия, проводившаяся немцами в отношении поляков и литовцев, вынуждала последних также двигаться на Восток, проводя там точно такую же беспощадную захватническую политику и вступая в противоречие с интересами русских на исконных территориях их расселения. Со времен Батыя захватническая политика литовских князей в отношении земель Киевской Руси, оставшихся опустелыми и беззащитными ввиду татарского разорения и общерусского разгрома, резко усилилась. Аналогичной была политика польских магнатов в отношении Галицко-Волынской Руси.
Таким образом, польско-русские и литовско-русские отношения есть явление, во многом производное от общеевропейской ситуации – непримиримого столкновения двух суперэтносов, германского и славянского. А во многом – от столь же непримиримого столкновения русских и татар.
Во-вторых, необходимо понимать, что внутри славянского суперэтноса не было того единства, которым вплоть до Реформации отличался суперэтнос германский. В XI—XV вв. произошло фронтальное этнокультурное размежевание русского народа с западным славянством, приведшее к возникновению глубоко различных идентичностей. Размежевание шло по всем трем основным вторичным признакам этничности: по языку, вере и культуре. Язык мы здесь не рассматриваем316. О расхождениях по культуре уже было сказано и еще будет сказано немало. Кое-что говорилось и о расхождениях по вере, затронувших глубочайшие пласты национального сознания на уровне архетипов.
Здесь следует нечто добавить, пояснить и понять. Выбор русскими православия, а поляками и литовцами, напротив, католицизма – есть выбор экзистенциальный, судьбоносный. Именно от него, в первую очередь, зависело включение западного славянства в целом в модель идентичности народов Запада – и, соответственно, невключение в нее русского народа. Для поляков уже с XI, а для литовцев с XV века православные русские, несмотря на общую с ними принадлежность к славянскому суперэтносу, стали «другими» славянами, а там и «другими» европейцами. Стали «чужими». Со всеми вытекающими из этого политическими последствиями, из которых наиболее очевидны последствия военные. Превратившись в восточный форпост воинствующего, экспансивного католицизма, вдохновляемого римской курией, Польша, а за нею и Литва ничем в этом смысле не отличались от Тевтонского ордена с его «Дранг нах Остен».
Обильно пролитая с обеих сторон кровь служила для каждой из враждующих сторон мощнейшим фактором сплочения, многократно усиливала взаимное стремление русских и западных славян к обособлению, к кристаллизации собственной особости, отдельной идентичности. Что, в свою очередь, непрерывно взращивало взаимное отторжение и враждебность. Русско-литовские, русско-польские отношения вступили в замкнутый порочный круг, выхода из которого не видно и поныне.
Существенные расхождения в менталитете возникли также и за счет политических обстоятельств. В частности, традиция избрания королей в Польше, всевластие польской аристократии являли собой картину прямо противоположную той, что сложилась вокруг трона на Руси. «Шляхетская демократия» возникает в XVI веке и в Литве, под влиянием польских порядков. В конечном счете это привело аристократическую польско-литовскую республику в XVIII веке к глобальному историческому поражению от немецких монархий и от русского самодержавия, но в описываемое время до этого было еще очень далеко. А между тем взаимное отторжение прогрессировало.