Золотой век русского искусства – от Ивана Грозного до Петра Великого. В поисках русской идентичности - стр. 146

Быть может, именно потому, что такое статусное, редкое и дорогое украшение не мог себе позволить никто, кроме царского шурина, который и сам стал царем в том же 1598 году, храм Троицы в Хорошеве так и остался вне аналогов, подобно храму Василия Блаженного. Таким образом, оба примера явного влияния Востока на русское зодчество остались без развития и не создали явления, оставшись пусть видными и важными, но все же единственными – каждый в своем роде – исключениями.

Наконец, еще один пример, вовсе неприметный со стороны, – это наличник и один внутренний портал церкви Троицы в Никитниках (1635—1653), и такие же порталы в Теремном дворце (1635—1636), напоминающие фестончатые (зубчатые) с округлым верхом порталы и проемы окон знаменитой Мескиты – соборной мечети города Кордовы в Андалусии (Испания), столицы бывшего Кордовского халифата. Какими путями этот мавританский архитектурный мотив VIII—X вв. проник в Россию при первом Романове – остается только гадать: путь неблизкий.

На этом примере можно пока что окончить разговор на данную тему.

Вернемся к самим по себе русским царям XVI века, когда восточное эстетическое начало преобладало так явно и во многих аспектах быта (некоторые подробности еще ждут нас впереди). Обратим внимание на тот факт, что начиная с Василия Третьего и кончая Борисом Годуновым, то есть ровно сто лет, весь XVI век – с 1505 по 1605 годы, – на русском троне восседали особи ярко выраженной нерусской, и именно восточной наружности. Сохранились портреты-парсуны Василия Третьего, Ивана Грозного. Помимо их личного сходства между собой, портреты обращают на себя внимание отчетливо нерусским типом лиц. «Нос имел протягновен и покляп», – не удержался автор словесного портрета, отмечая особенности лика царя Ивана Васильевича295, но это уже была фамильная черта, как и крутая курчавость темных волос, запечатленная парсунами. Во внешность Грозного внесли свою лепту греческие, татарские и половецкие гены. Следует иметь в виду, что, по описанию имперского посла Даниила Принца из Бухова, Грозный, «как бóльшая часть русских», брил голову бритвой наголо296, и это еще добавляло ему, с его большою пегой бородой, восточного колорита. Отчетливо восточные черты – длинный «ястребиный» по слову Флетчера нос, карие глаза навыкате, курчавые волосы – сохранял еще даже правнук Софьи Палеолог – царь Федор Иоаннович (его парсуну можно видеть в ГИМ297). А уж про татарина Годунова – близкого потомка мурзы Чета Сабура – и говорить нечего298.

Их антропологический облик не мог не оказывать психологического воздействия на среду. Если быть точным, началось это еще раньше – с приезда Софьи Палеолог и тех времен, когда по Кремлю стали бегать маленькие княжичи греческого вида299. Их было много: Софья родила мужу семерых дочерей (выжило пятеро) и пятерых сыновей, и все, конечно же, были отмечены зримой печатью греческого происхождения.

Особенно выразительно в глазах русского наблюдателя должна была выглядеть царственная чета «Иван Васильевич Грозный и Гуэщэней (в крещении Мария) Темрюковна», девять лет кряду находившаяся на самом верху русского общества и притягивавшая все взоры, как светило на своде небес. Что должен был думать русский человек, взирая на подобное солнце русской власти? Уж во всяком случае, таким ярким, колоритным носителям восточной типажности чрезвычайно подходило восточное же обрамление в виде одежд, оружия, мебели, ковров, всего бытового антуража. Они находились с ним в некоем органическом эстетическом единстве. И в этом мне видится пусть неглавная, но все же существенная причина популярности восточной темы в русской культуре XVI века.